Ворон. Сыны грома - Джайлс Кристиан Страница 36

По приказу Сигурда, Кнут толкнул румпель вперед, направив судно в левый рукав реки. Тот был шире правого; значит, в случае чего мы смогли бы легче развернуться. Не сводя глаз с берега, мы работали веслами еще слаженнее обычного, ведь на нас смотрели другие корабельщики. Глинистый остров, плавно выраставший из воды, венчался рукотворным травянистым валом, на котором стояла стена из гладких заостренных бревен высотой с копье. Через равные промежутки она прерывалась воротами (тянувшиеся к ним деревянные настилы вели от воды прямо в город). Этих дыр оказалось так много, что я подумал, будто франки лентяи или глупцы, раз изрешетили собственную крепость ради удобства. Место было бойкое: дюжины рыбацких лодок и пузатых кнорров стояли, выволоченные прямо на глинистый берег или привязанные к причальным столбам. Подняв обращенные к городу носы, суда ждали своих хозяев, занятых торговыми делами. День был ясный, но, едва мы подошли к Парижу на расстояние выстрела из лука, небо превратилось в огромный клубок черного, серого и желтоватого очажного дыма, который медленно поднимался к востоку.

Время от времени за бревенчатым частоколом показывался отрезок белокаменной стены, а из нее вырастали несколько бастионов, но все эти укрепления едва ли могли обеспечить городу надежную защиту. Эгфрит сказал, что мы видим лишь остатки крепости, которую римляне построили, обороняясь от врагов. «Сейчас этим стенам пришлось бы туго, даже если б на Париж напала паршивая собака. Не говоря уж о нас», – зловеще сказал я сам себе, вспомнив, как Сигурдовы волки сожгли Эбботсенд.

– Поглядите-ка на них! Ровно крысы в выгребной яме, – ухмыльнулся Брам, когда франки, приметив нас, в страхе бросились бежать по грязным настилам.

– Видать, боятся они святого распятия, – сказал я Эгфриту, стоявшему у мачты рядом с Сигурдом.

– Крестам не под силу разогнать облако греха, что окутывает эти корабли, – отрезал монах. – Даже обув сандалии самого Иисуса Христа и надев Его ризу, вы, свиньи, не станете менее жестоки. Для Всевышнего вы потеряны.

Сигурд мог бы подхватить Эгфрита и вышвырнуть за борт, точно помои из ведра, но почему-то остался глух к его куньему писку. По правде говоря, наш ярл все еще не окреп, и некоторые из его ран по-прежнему оставляли на одежде дурно пахнущие гнойные пятна. Он слегка сутулился и был худее, чем когда-либо прежде.

– Пристанем здесь, Дядя, – сказал Сигурд, показывая на свободное от лодок место в самой узкой части берега (полоса, отделявшая воду от насыпи, была лишь в два копья шириною). Не найдя причальных столбов, я посмотрел выше: на целых сто шагов в одну и в другую сторону в частоколе не было ворот. Сигурд выбрал это место, потому что отсюда мы издалека увидели бы идущих к нам людей и успели бы приготовиться к встрече.

– Хитрый черт, – пробормотал Пенда.

Прежде чем вывести корабль на глинистый берег, мы еще несколько раз с усилием взмахнули веслами, а затем молниеносно убрали их, схватили щиты и копья, надели шлемы и прямо с борта «Змея» прыгнули в топкую грязь. Обременять себя кольчугами мы не стали. Как нам ни хотелось быть готовыми к бою, если придется драться, мы понимали: наша броня громче боевого рога протрубит франкам о том, что мы пришли убивать и грабить. Не строясь в ряды, мы обыскивали взглядами насыпь и берега. Пока мы плыли под парусом, я начистил свои изношенные башмаки и теперь мысленно бранил себя за напрасно потраченное время. Ошметки кожи, смешавшись с грязью, снова стали никуда не годны, и мои ноги были мокры, как утроба Ран.

Виглаф и другие саксы взяли на борту причальные столбы и обухами топоров вбили их в грязь, а потом толстыми канатами привязали к ним корабли. На миг повиснув на носу «Змея», Сигурд неловко упал, а вставая, поскользнулся, но я, как и многие из нас, предпочел притвориться, будто слишком увлечен созерцанием Парижа, чтобы это заметить.

– Держи слизняка на короткой привязи, – велел ярл Флоки, который соскочил на берег рядом с Эльдредом, имевшим жалкий вид, и теперь, скривившись, толкал его пред собою.

Сперва я подумал, что Флоки морщится лишь от отвращения к олдермену, но затем понял: есть и другая причина. Сладостно умиротворяющий запах древесного дыма смешивался с тяжелой вонью человеческого дерьма. Вот почему этот край берега пустовал: в пятистах шагах к северу от нас по крепостному валу стекала блестящая струя нечистот, которую потом подхватывала Секвана. Мы пристали у реки франкийского говна.

– Добро пожаловать в Париж, – сказал Улаф, харкая и сплевывая в грязь.

Передав свое копье Бьорну, я прошлепал назад к «Змею» и протянул руку, чтобы помочь Кинетрит сойти, но она, отмахнувшись, прыгнула сама – босыми ногами в грязь.

– Помог бы лучше своему ярлу.

– Кинетрит, – прошипел я.

Она выпятила губы, и мне нестерпимо захотелось поцеловать ее, когда вдруг кто-то рявкнул: «Франки идут!».

Я обернулся. Их было трое: два солдата и сановник в сапогах до колен, в не по росту длинной горностаевой мантии и остроконечной шляпе из крысиного меха. С первого взгляда я понял, что он самодовольный индюк, и мне стало жаль его людей: шлепая к нам по грязи, они старались поспеть за его сапогами и то и дело увязали по колено.

Поток непонятных слов прорезал зловонный воздух. Затем Сапоги спросил на ломаном английском:

– Кто вы? По какому делу прибыли?

Голос сановника дошел до нас прежде его самого. Однако пока он не приблизился, Сигурд не отвечал. Наконец вельможа остановился в нескольких шагах и устремил на нас злобный взгляд. Солдаты задержали дыхание и скривились от вони.

Сигурд посмотрел на Эльдреда, ожидая, что тот сыграет отведенную ему роль, как при встрече с береговой охраной. Но олдермен не сказал ни слова. Он только повел измочаленными усами и почесал подбородок, видимо, обдумывая вероятные последствия своего молчания. Кинетрит подняла на него глаза.

– Кто вы такие? – опять спросил Сапоги, на этот раз поглядев на Эльдреда.

Ярл, нахмурясь, кивнул олдермену, но тот лишь сжал тонкие губы, на которых появилась тень улыбки.

– Я олдермен Эльдред из английского королевства Уэссекс, – послышалось через несколько мгновений, и у меня вырвался вздох облегчения. – Прибыл по делу к императору, – высокомерно прибавил лорд и, взглянув на частокол, ухмыльнулся, показывая, сколь слабое впечатление произвело на него это место.

– Императора? – переспросил Сапоги, почти смеясь. – Вы думаете, он живет здесь, в этой вонючей дыре? Император приходит сюда, лишь когда ему нужно золото, чтобы строить свои церкви. – Последние слова были сказаны без злобы. – Кто обвинит его в том, что он уезжает прежде, чем успеет нагреть свой трон? Его дворец в Экс-ля-Шапеле [23], далеко к северо-востоку отсюда. И вы туда не пойдете, да и вообще никуда не пойдете, пока не заплатите причальный налог. – Сановник самодовольно улыбнулся одному из своих солдат, кусавшему нижнюю губу, а затем нахмурился. Посмотрев на «Змея» и «Фьорд-Эльк», он снова перевел взгляд на нас, на Сигурда. – Эти люди – язычники, я их чую, – сказал вельможа, обращаясь к Эльдреду, и, указав на наши ладьи, добавил: – И корабли их языческие. – На мгновение его петушье самодовольство исчезло. Солдаты беспокойно переглянулись. – А ты не олдермен.