Хозяин Амура - Дмитрий Хван Страница 37

Спустя некоторое время из-за холмов до шведских солдат донесся нараставший гул. Часто оборачиваясь, торжествующие воины провожали долгими взглядами закованных в доспехи всадников. Как же напоминали они былых рыцарей, канувших ныне в небытие под грохот древней аркебузы!

— Наконец-то! — восклицали солдаты. — Хвала Господу! Ливень заставил проклятых датских стрелков умолкнуть, а теперь им точно конец!

* * *

Четыре эскадрона рейтар и шесть сотен драгун составляли правый фланг датской армии и находились в паре сотен шагов от крайнего фаса построений пехотинцев, упирающихся в опушку. Там находилась терция шотландских пикинеров, прикрывавшая подходы к позициям мортирщиков с южной стороны. Командовавший одним из эскадронов, численностью в две сотни всадников, капитан Регнар Торбенсон похлопывал мокрую шею своего коня, ожидая приказа к выдвижению. Пушечный бой закончился, а значит, скоро будет жарко — дело идет к знатной рубке.

Тем временем дождь начинал заметно ослабевать, кавалеристы приободрились. Пехотинцы же наконец закончили перестроения. Мушкетеры, потерявшие свой главный козырь, укрылись за ощетинившимися пиками баталиями вовремя — темная масса всадников врага, среди которой уже можно было различить отдельные фигуры, вырастала перед пехотинцами. Гул копыт нарастал — кавалерия переходила с рыси на шаг, чтобы отстреляться по пикинерам. Воины подбадривали себя и своих товарищей по оружию здравицами и громкими молитвами, готовясь к схватке.

— К бою! — пронеслась команда по рядам. — Держать строй!

Чуть поодаль от построений пехотинцев среди поэскадронно выстроенных всадников началось волнение — враг приближался! В открытом бою у датчан шансов не было — кавалерия Сиверса уступала и по численности, да и по выучке всадникам Торстенсона. Потому командовавший правым крылом полковник Ульф Олессон должен был атаковать шведов только тогда, когда рейтары увязнут в ближнем бою с латной пехотой. Так у датчан появлялись возможности опрокинуть противника. Ульфу сильно спутал карты уже теряющий силу ливень — мушкетеры не смогут дать ни единого залпа по рейтарам врага. Эскадрон Регнара, числом в две сотни всадников, находился у края подошвы холма, где укрепились мортирщики, прикрытые с фланга шотландским батальоном. Ожидание боя — худшее из зол, думал Торбенсон. А ожидание приказа к атаке, когда добрые датчане гибнут под вражескими палашами, и вовсе запредельно.

— Ждать команды! Стоять на месте! — рычал полковник Олессон, ловко удерживая равновесие на гарцующем вороном коне, нетерпеливо перебирающем сильными ногами.

— Готовсь! — зычно крикнул Новиков, прикладывая к глазам окуляры бинокля. — Прицелы выставить на шесть сотен метров. Огонь по готовности!

Стрелковая рота, заняв новую позицию на опушке леса, готовилась стрелять по неспешно надвигающейся на датских пехотинцев лавине рейтар. Было видно, что их никак не менее двух тысяч, а то и больше. Пули ангарцев должны будут лететь через головы союзников. Из лагеря сибирцев пришло пополнение из мортирщиков, у которых осталось всего четыре выстрела, разделенных поровну на два орудия. После этого и остальные люди Афонина вольются в роту майора Новикова дополнительными стрелками.

Несколько томительных минут прошли, и рявкнувшие одна за другой мортиры, наведенные на новые цели, открыли второй этап боя для сибирцев. Конечно, лучше всего в этот раз подошли бы минометы, но они находились на других кораблях и, слава богу, все они прибыли в Копенгаген. Бомбы разорвались посреди надвигавшихся рейтар врага, и, казалось, они не нанесли какого-либо серьезного урона. От взрыва каждого из зарядов только несколько кавалеристов вылетели из седел да около дюжины коней шарахнулись в стороны, устроив небольшую суматоху. Вторые бомбы, последние из нехимических боеприпасов, легли удачнее — взрывы серьезно смешали порядки кавалеристов. Молодцы мортирщики! Да только на общем фоне эти успехи сказались не сильно. Еще бы хоть дюжину бомб, и тогда!.. Эх!

Василий снова припал к окулярам, второй рукой снимая чехол с СВД. Рейтары же, перейдя на шаг, уже достали из ольстров, деревянных пистолетных кобур, колесцовые пистоли. Их замки были прикрыты от непогоды крышечкой, а потому кавалеристы, в отличие от мушкетеров, имевших фитильное оружие, сейчас могли стрелять. Слух даже улавливал далекие звуки шведских трубачей. Пора! Настало время для винтовки Драгунова, к которой Новиков в сегодняшнем положении испытывал настоящий пиетет.

Постепенно начинало светлеть, и дождь более не бил косыми струями, а капал крупными горошинами. Воздух был опьяняюще свежим, прохладным и мокрым. С надеждой взглянув на светлые разрывы в сумрачном небе, Василий прильнул к окуляру прицела винтовки. Выявить среди однообразной массы одинаковых с виду воинов в светло-коричневых кожаных камзолах, кирасах, похожих на краги перчатках, металлических шлемах и высоких ботфортах, офицеров было непросто. Очень непросто! Его стрелки уже открыли огонь. Сначала стреляли лучшие, уверенные в своем мастерстве парни, потом подключились остальные. Новиков видел, как валятся рейтары, даже не сделав выстрела, держа свой пистоль на весу. Но это не остановит общий поток тяжелой кавалерии. Первая шеренга вражеских кавалеристов останавливается перед строем пикинеров и, чуть повернув своих коней направо, делает залп, потом кони разворачиваются на левую сторону и снова следует залп из пистолей. Шеренга уходит сквозь строй своих товарищей, чтобы зарядить оружие, а к стрельбе приступает следующая шеренга.

— Караколь, — процедил Новиков. — Эдак у данов и копейщиков не останется.

Однако те не собирались тупо гибнуть под выстрелами врага и нет-нет да поражали рейтар пиками. Упавших с лошади тут же приканчивали кинжалами. Также сухо щелкнуло и несколько разрозненных мушкетных залпов — только немногие из стрелков смогли сохранить под дождем порох сухим, а фитиль тлеющим. В некоторых местах шведы смогли навязать немцам-наемникам рукопашный бой, умело действуя тяжелыми палашами. Замелькали и алебарды. Немцы и французы стаскивали рубящихся рейтар из седла, наносили раны коням, приканчивали упавших. Треск копий, вопли и ржание коней доносились и до опушки, если выдавалась небольшая пауза у стрелков.

Новиков начинал нервничать — подходящая для СВД цель до сих пор не была найдена, а тратить драгоценную пулю на простого кавалериста было непростительно.

И вдруг взгляд майора зацепился за группу всадников, отстоящую от прочих рейтар на некоторое расстояние. Ну конечно же! Знаменосцы, трубачи и несколько офицеров, среди которых мог находиться и кто-то из генералов Торстенсона! Одеяния их не сильно отличались от солдатского — разве что качество материала, по всей видимости, было повыше, но Новикову хватило и светлого цвета окантовки полей камзолов. Василий оценил расстояние — три с половиной сотни метров. Для уверенного поражения головной фигуры вполне достаточно. Далее раздумывать не было ни времени, ни возможности. Новиков постарался выцелить центральную фигуру, в кирасе с золотым кантом и гербом посредине. Ему показалось, что этот всадник и есть старший среди прочих, тем более что к нему на доклад подскакал офицер и, картинно жестикулируя, несколько раз указал в сторону холма, где сейчас находились рейтары Ульфа Олессона и отряд драгун. Задержав дыхание, Василий нажал на спусковой крючок. Спустя мгновение далекий всадник резко завалился на правую сторону, едва удержавшись в седле. Его шлем с плюмажем из нескольких перьев покатился по изрытой конскими копытами земле. Находившиеся поблизости с ним кавалеристы, привстав на стременах и мгновенно вытащив из ножен палаши, с изумлением оглядывались. Ну не шведский же рейтар сделал этот выстрел! Потому и столь широко раскрыты их глаза, полные бессильной злости.