Фату-Хива. Возврат к природе - Тур Хейердал Страница 37

— Зачем ты это? — спросил я.

— Рыба уснула, — ответил пономарь.

Прошла неделя, вторая, третья. Все чаще лил дождь, и все больше грязи прибавлялось в дебрях. Мало-помалу пришлось нам отказаться от кочевой жизни. Ноги покрылись нарывами и язвочками, которые вынудили нас ограничить вылазки районом, прилегающим к хижине. Нарывы появились еще раньше, но мы все терпели, пока они не взялись за нас всерьез. У Лив три больших фурункула образовались на голенях; у меня обросли язвами щиколотки и ступни. Фурункулы возникли без всякой видимой причины, а мои язвы начались с почти незаметной сыпи, которая появилась в тот самый вечер, когда мы вернулись в Омоа из путешествия в заколдованные места. От морской воды ноги вздувались, как воздушный шар; к тому же из-за непрестанных дождей мы ходили в лесу по колено в грязи.

Наступила пора, когда мы только под влиянием голода совершали короткие вылазки; большая часть времени уходила на то, чтобы держать ноги в чистоте и промывать болячки кипяченой водой. Лекарств у нас не было. Вспомнился совет учителя Ларсена на Таити — захватить с собой мазь против тропических язв. Мы не послушались его. Отвергли все современные изобретения. Желая узнать подлинную цену цивилизации, отказались от всех ее благ и от всего того, что считали ее пороками.

В один прекрасный день пономарь, встревоженный нашим отсутствием, пришел проведать нас. Мы с радостью приняли от него в дар свежую рыбу. Посмотрев на наши ноги, Тиоти объяснил, что это фе-фе — болезнь, которую можно излечить за неделю соответствующими травами. Тут же он сходил в лес и вернулся с полной шляпой желтых цветков гибискуса. Мы сварили из них кашицу, которую надо было класть горячей на обнаженные болячки.

Тиоти был очень доволен, что смог нам помочь, как мы в свое время помогли ему одолеть зубную боль. Уходя, он напомнил, чтобы мы неделю продол— жали лечение горячими припарками из борао.

Мы послушались его, и фурункулы Лив прошли, но язвочки остались. Целыми днями отсиживались мы дома, обернув ноги зелеными банановыми листьями и слушая шум дождя. Наш стол становился все более однообразным. Орехи. Хлебные плоды с кокосовой подливой. Лимонный сок. А дождь не прекращался. Кругом стояли сплошные лужи. Теплый воздух был насыщен влагой. И язвы не заживали, напротив, они упорно разрастались. Появилась боль в паху, мы все чаще вынуждены были отлеживаться. На сырой постели. Повернешься на бок — пахнет плесенью от бамбуковых стен, ляжешь на живот — пахнет плесенью от матраца.

Всевозможные насекомые искали в бамбуковой хижине спасения от воды и грязи. Через плетенку на полу проникали полчища крохотных желтых муравьев, и встречные шеренги мурашей тянулись по стенам, словно оживший электрический шнур. Опасаясь за наши скудные припасы, мы подвесили кокосовые миски с содержимым на протянутых через все помещение лубяных веревках. Однако бесстрашные лазутчики живо раскусили нашу уловку, и на другое утро миски были желтыми от муравьев, а веревки напоминали ржавую проволоку. Крохотные разбойники ползали по ним буквально в несколько слоев.

В постели тоже поселились муравьи. Решив немного просушить матрац из банановых листьев, мы потревожили покой трех муравьиных семейств, которые заметались, спасая свои яйца.

Попробовали окопать столбы, на которых стояла хижина, и наполнить ямы водой, но насекомые залетали в окно и падали на крышу с деревьев. Многочисленные лужи чрезвычайно способствовали размножению комаров. Комары и раньше нам докучали, теперь же целые рои преследовали нас.на каждом шагу. На теле не осталось живого места, и повторные укусы сводили нас с ума. Окровавленными руками мы сметали сотни комаров на пол, где их тотчас подхватывали муравьи.

Однажды ночью, после того, как Лив несколько часов вертелась с боку на бок, доведенная до отчаяния кровожадными крылатыми демонами, мы сдались. Все равно их не одолеешь. Нельзя больше так жить, выступая в роли невольных доноров для этих ненасытных полчищ.

Кожа горела, словно нас облили кислотой. И мы заковыляли вниз, в деревню, к Вилли. Купили у него кусок кисеи против комаров, а также по паре белых тапочек, чтобы уберечь от грязи изъеденные язвами ступни. Тапочки, предназначенные для погребального облачения, были нам так велики, что пришлось привязывать их к ногам лубом.

Из кисеи мы сделали нечто вроде палатки над нарами, а остатком затянули окна. Успех был полный, и мы проспали почти целые сутки.

Проснувшись, Лив отодвинула кисею и сунула ноги в свои новые тапочки, чтобы пойти к роднику. И только вышла на крыльцо, как оттуда донесся вопль ужаса.

Я выскочил за дверь, приготовившись к самому худшему. Лив скакала на одной ноге, а из второй тапки этакой восьминогой мышью вынырнул большущий черный паучище и скрылся в папоротнике. Он успел укусить ее за палец. Я знал, какими страшными последствиями чреват укус тарантула и других огромных пауков, но местные виды были мне незнакомы. Мы выдавили кровь из ранок, натерли их лимоном. К счастью, волосатое чудовище, укрывшееся в тапке Лив, оказалось не таким уж опасным, несмотря на устрашающий вид.

Тем временем в хижине началось новое бедствие, от которого нас не могли защитить ни кисея, ни тапочки. Из крохотных круглых дырочек в плетеных стенах сочилась белая мука. Она липла к плетенке влажными лепешками, падала на пол, висела в воздухе. Она проникала всюду. Обсыпала нас снегом, когда мы спали. Мы вдыхали ее с воздухом, глотали с пищей. Иоане и его помощники наперед знали, что так получится. Они построили нашу хижину из зеленого, незрелого бамбука, прекрасно понимая, что его будет точить жучок. Для своих домов они заготавливали твердый желтый бамбук да еще нередко вымачивали его в морской воде. А нам соорудили постройку, способную простоять лишь несколько месяцев, рассчитывая заработать на новом строительстве.

Белый порошок сыпался на нас из тысяч отверстий в стенах, просачивался сквозь кисею над нарами, и вечно во рту держался бамбуковый привкус. Лив не поспевала стирать пыль. Иногда из дырочек высовывалось крохотное брюшко или голова с усиками — единственное, что мы видели от полчищ производителей пыли.

Только один самовольный жилец пришелся нам по нраву — Гарибальдус. Так мы назвали крупную ящерицу, точнее, геккона, поселившегося этажом выше, то есть на потолке. Гарибальдус был величиной с новорожденного котенка и платил за постой, помогая нам расправляться с муравьями и прочими насекомыми. Он отваживался даже атаковать больших ядовитых тысяченожек, когда они забирались в дом. Правда, акробатические номера Гарибальдуса не обходились без звукового сопровождения. Бегая по источенным жуками бамбуковым стенам, он довольно громко топал и притом стряхивал на нас облака белой пыли. А когда мы ложились спать, Гарибальдус, сидя на потолке, квакал, пищал и мурлыкал. Да и днем он вел себя отнюдь не пристойно, причем его визитные карточки почему-то всегда падали на меня. На первый взгляд случайно, но на самом деле он явно знал, в кого метить. Потому что, если мы с Лив менялись местами, на нее ничего не падало. Только я служил мишенью. Когда же я ударял кулаком по столу и грозил затолкать Гарибальдуса в банку с эфиром, он заливался смехом и мигом исчезал в кровле.