Гости незваные - Андрей Величко Страница 39

Вот так и началась их совместная жизнь с кошкой Фирой, продолжавшаяся уже шестнадцатый год.

Но в самом конце июня произошло событие, которое поставило точку на раздвоении личности старика. Он увидел проходящих по коридору дворца троих молодых людей, причем каждый ему кого-то напоминал! Кого именно? Что касается первых двоих, он вспомнить так и не смог, но вот третий был вылитым лаборантом Сашей. Нет, помотал головой Сергей Гайкович, этого не может быть. Ему же сейчас должно быть почти пятьдесят, а только что прошедший парень практически такой, каким я его запомнил с конца восьмидесятых. Нет, показалось, это не он.

Но продолжать думать о себе как о Якове Неймане старик больше не мог. Он вернулся в свою комнату, сел на диван и стал ждать Фиру.

Когда кошка вернулась с очередного обхода, она была поражена видом своего друга и хозяина. Ведь вроде все наконец-то стало хорошо, старика никто не заставляет выходить на мороз и сутками напролет разгребать снег, а в столовой просто великолепно кормят. Но почему он выглядит так, будто вернулись те страшные времена? Или он заболел?

— Что мне делать, Фира? — потерянно спросил он свою кошку. — Найденов считает меня Нейманом, но ведь на самом деле я Арутюнян. Или ты думаешь, что он это знает? Да, наверное, ты права. Но ведь всего остального он знать не может! Как быть?

У кошки по этому поводу не было ни малейших сомнений: раз случилось что-то плохое, надо идти к Хорошему Сильному Человеку. Он помог тогда, когда ни у нее, ни у старика не было никакой надежды, поможет и сейчас. Тем более что Фира уже знала, где его искать в этом огромном доме.

— Наверное, Фира, ты права, — вздохнул старик и подошел к телефону, которым он еще ни разу не пользовался. Некоторое время с сомнением смотрел на аппарат, ища наборный диск, и, не найдя, снял трубку.

— Коммутатор, — услышал он женский голос.

— Девушка, не подскажете, как можно позвонить господину канцлеру? — неуверенно спросил Арутюнян.

— Ждите, соединяю.

После чего в трубке что-то щелкнуло, потом прошли два длинных гудка, и раздался голос Найденова:

— Добрый день, Яков Рудольфович, рад вас слышать. Или у вас что-то случилось?

— Да… то есть нет… то есть все-таки да… могу ли я с вами поговорить не по телефону?

— Разумеется, — тут же ответил канцлер, — я как раз собирался сходить пообедать, а зайти к вам по пути в столовую мне нетрудно. Ждите, буду минут через пять.

Этих пяти минут старику хватило только на то, чтобы придумать первую фразу, которой он и встретил канцлера.

— Господин Найденов, я не Нейман.

— Знаю, — кивнул канцлер и, сев на диван, начал гладить запрыгнувшую ему на колени Фиру. — Вы Сергей Гайкович Арутюнян.

— Но вы не знаете, что я трус и преступник! — почти выкрикнул старик.

— Нет, Сергей Гайкович, — возразил Найденов, — вы и ни то, и ни другое. Вы просто жертва. Двойная — своей наивности и людской подлости. И если со второй справиться довольно просто, то с наивностью — увы. Даже у меня иногда что-то такое проскальзывает, это я вам говорю по секрету.

— Вы считаете, с подлостью бороться легко?

— Ну «легко» и «просто» — это все-таки несколько разные понятия. А в общем-то да — чего же такого особо сложного в эвтаназии? Прекрасно помогает, между прочим, лично я не слышал ни об одном рецидиве. Хотя, конечно, есть и несколько менее гуманные методы.

— Как… — начал было Арутюнян, но осекся. Ведь он хотел сказать: «Как же вам легко живется с подобными убеждениями!», но посмотрел на своего собеседника и понял, что говорить такое было бы глупо и несправедливо. Так что старик помолчал и закончил совсем не так, как собирался: — Как же вам, наверное, тяжело жить!

— А жить вообще тяжело и очень вредно для здоровья, — усмехнулся канцлер, — так что давайте лучше вернемся к вашим проблемам.

— Наверное, вы вышли на нас с Фирой не случайно, — помолчав, начал Сергей Гайкович. — Вы искали в том мире физиков? Если да, то в моем случае вы ошиблись. Я бывший физик. Настолько бывший, что мне уже просто не успеть снова стать настоящим.

— Знаете, я тут как-то незаметно сделал несколько дел, в начале которых был твердо уверен, что завершить их не успею. Теперь начал новые, про которые думаю то же самое. Но сейчас, правда, допускаю, что могу и успеть, ибо в мире иногда случаются поистине удивительные вещи. Не хотите ли, кстати, послушать рассказ об одной из них?

Старик слушал Найденова и с удивлением чувствовал, что он, оказывается, ничего не забыл. В голове сразу возникло уравнение Шредингера для поведения частицы в установке нетрадиционного туннелирования, потом различные варианты его решения…

С некоторым трудом Арутюнян заставил себя продолжать слушать канцлера. Так что получается, он не ошибся, и встреченный в коридоре молодой человек действительно был его бывшим лаборантом Сашей? Интересно, а кто тогда остальные два, их ведь тоже явно приходилось когда-то видеть.

— Капица и Френкель, — пояснил Найденов, — просто очень молодые, вы их такими не видели даже на фотографиях. Сейчас они как раз и занимаются эффектом Арутюняна.

— Он что, так уже официально называется?

— Разумеется, а как его еще было назвать — ну не эффектом же Кисина, в самом деле!

Сергей Гайкович засмеялся.

— Да уж, это надо же такому случиться — из партбюро и сразу к вам! Кстати, можно обратиться с просьбой, если еще не поздно? Насколько это допустимо, обойдитесь с ним помягче. Он личность хоть и достаточно неприятная, но все-таки сравнительно безвредная.

— А никто его и не репрессировал. Служит помаленьку и даже, кажется, счастлив, в меру своих возможностей. Но тип действительно не из самых симпатичных, тут вы правы. Кстати, насчет имен. В принципе вы можете тут фигурировать и под своим собственным, но это не очень желательно из соображений секретности. Впрочем, если настаиваете…

— Да нет, что вы. Меня устроит любое.

— Значит, остаетесь Яковом Рудольфовичем Нейманом. Естественно, вам предлагается принять участие в продолжении работ по изучению эффекта Арутюняна. Именно предлагается, вы имеете полное право отказаться, даже не утруждая себя объяснением причин, и абсолютно никаких санкций это не вызовет. Но в случае согласия имейте в виду одну не очень приятную вещь. Разумеется, в вопросах применения вашего открытия у вас будет довольно весомый голос. Но не решающий, таковой на данный момент имеется всего один, и он у меня. Сколько времени нужно вам на раздумья?

— Да нисколько, пожалуй, не нужно. Я понимаю, с чем связано ваше предупреждение об использовании результатов — они могут быть применены против бывшей моей страны. Но я ей больше ничего не должен. Она дала мне образование и возможность заниматься любимой работой, но потом лишила всего и дважды пыталась убить. Мы квиты. Я ничего против нее не имею и, повторяю, ничего ей не должен. В общем, я согласен.