Все, кого мы убили. Книга 2 - Олег Алифанов Страница 4

И верно. Множество камня и строительного леса повсюду, грудами возвышавшегося у стен, являли собой свежие следы больших работ. Но если об остальном я слышал отдалённо уже не раз, то по поводу дозволения крестов имелись у меня сомнения. Знал я, что во всей Святой Земле одному лишь монастырю Архангела Михаила дозволялось гордо нести нашу святыню и символ, ибо защищал его сам Архистратиг. Серапион и в самом деле подтвердил, что разрешений такого рода не поступало вовсе, но всё же решили сами постановить делать по сему плану – и будь что будет.

Он провёл меня в просторную светлую келью, откуда решили мы позже выйти на волю. Некий послушник принёс нам под раскидистую смоковницу маслин и кофе, а мне ещё и водки. Мы вспомнили наши разговоры на пути сюда, и я поблагодарил его за многое, что высказывал он – и отвергавшееся мною в пылу юношеского задора, но нашедшего после в моих неторопливых рассуждениях подтверждение.

– Помните вы разговор наш на корабле? – спросил я, не зная, с чего начать.

– За пустым бокалом вина? – поднял брови он. – Я счастлив, что он оставил вам след.

– Не просто след – глубокую борозду на сердце и в разуме! – с горячностью воскликнул я. – Вы упрекнули меня в том, что я сам не знаю, чего ради еду на Восток. Вы оказались правы, конечно, и я благодарен вам за попытку открыть мне глаза, кои стал продирать я только теперь. Я получил своё предложение неожиданно, и необдуманно согласился. Тогда мне казалось, что стоит лишь заполучить поприще, а дело найдётся. И вот давно пошёл третий год, а я по-прежнему путаю работу с делом. Совершил не одно открытие, написал две дюжины статей, они напечатаны в Петербурге и Берлине, и должным образом отмечены, но я-то вижу, что всё впустую, как холостые выстрелы. И вино, добытое с таким трудом, льётся теперь в пустоту окна, бессмысленно удобряя почву для неведомых сорняков.

– Или полезных ростков, не замечаемых вами пока. Позвольте, моё мнение. Вам следует искать то, о чём давно не было новостей.

– С каких же пор?

– Например, с потопа.

– Но я вовсе не желаю это искать, – насторожился я.

– Дело не в вашем желании. Вы ищете не потому, что хотите. Путь ваш не случаен, насколько могу судить я, наблюдая со стороны. Да, Алексей, я слежу за вами по мере скромных возможностей, ведь сюда приезжает множество людей, приносящих немало вестей. Некоторые успехи, равно и неудачи ваши, мне ведомы. Увы, я не в силах помочь вам в подробностях, кто и как направляет путь ваш, но для постижения главного не нужны детали.

Я спросил, не знаком ли он, часом, с полковником Ермолаевым, и получил ответ, что обстоятельства их знакомства ему вспоминать неприятно, ибо Павел Сергеевич вёл расследование против тайных обществ, а он в ту пору шёл по ложному пути, в котором упорствовал и держал немало зла на него. Я предположил: раз Серапион повторяет кое-какие ермолаевские мысли, то неприязнь должна бы уже отойти в прошлое, и он вполне подтвердил своё раскаяние, но также и незаглаженность стыда. Тёплой улыбкой озарилось его лицо, когда предположил он в свой черёд, что не из благодарности к нему проделал я сюда путь.

– Это так, – вздохнул я. – И даже не из-за праздника или поклонения святыне, хотя счастлив совпадению. Я не мог доверить своих мыслей и письму. Не из нетерпения ожидания только, нет! – Тут я замолчал. Не хотелось говорить ему, что в столь щекотливом вопросе любая его интонация и жест могут решить дело. Но, дабы не смущать его, я прервался, а чашка с кофе оказалась спасением. – Преклоняясь в душе перед вашим нынешним подвигом, я не смею требовать от вас откровения со мной, но…

Уголки губ его чуть поникли на слове об откровении, но он подбодрил меня:

– Продолжайте, будьте лишь искренни.

– Вы ведь следите за моим путём неспроста – он некоторым непостижимым образом соприкасается с вашим. Это поняли вы давно, я же только недавно, потому и заявился к вам.

Я с жаром поведал о своих подозрениях. Некто неведомый, то самое третье лицо или целая когорта лиц, стоящих весьма высоко и могущих оказывать влияние даже на решения императора, желают заполучить нечто очень для них ценное. Я не знаю достоверно, что это собой представляет и имеет ли к конечном счёте характер материальный. Но, в отличие от меня, не ведающего ни контура, ни формы своего сосуда, они точно знают, для чего собирают собственную коллекцию. Это имеет такую степень секретности, что организаторы не могут доверить сбор сведений кому-то одному, предпочитая действовать тоньше. Это облечено такими трудностями, что время в известном смысле также не имеет значения. Некоторые люди получали такие задания здесь, в сирийских пределах, а исполнив их, они приобрели положение, несоизмеримое с их прежним. Дашков стал министром юстиции, Воробьёв – кавалером и профессором, ровесник мой Андрей Муравьёв ожидает высочайшего указа занять видное место среди светских чинов в Святейшем Синоде и метит, кажется, в обер-прокуроры.

– Скажу более: меня самого настигло странное поручение в Бейруте, которое, признаюсь не сразу, но привело меня в смятение в свете имеющихся у меня подозрений. Представьте, пришло письмо из Общества, составленное так ловко, словно писал его дипломат или… иллюминат. И те и другие умело скрывают твёрдо желаемое за патокой намёков. Его невозможно определить как предписание, приказ или распоряжение, скорее оно напоминает уведомление, но нечто неуловимое содержит оно в своём тоне, что требует к тем словам особенного внимания, если не безусловного подчинения. Я до последнего времени игнорировал его. И по сию пору не знаю, как мне поступить. Подозревал я, что посланное многим неведомым адресатам сразу, оказалось оно исполнено кем-то из них и утратило цель. Но совсем недавно узнал я, что это не так – мне пришло повторное и весьма угрожающее письмо, хотя и невинное с виду. А теперь я должен спросить то, ради чего приехал к вам. Помимо той записки к Воронцову, получали вы какое-то ещё задание? Нет, не в России, а позднее, уже здесь, возможно, по окончанию паломничества? Погодите, – я показал ладонями, чтобы он не перебивал меня, – я не требую у вас предательства или выдачи тайны. Мне не нужна суть поручения. Я не глуп и понимаю, что приказания известного рода не предназначены для обсуждения на людях, но умоляю, скажите лишь одно: да или нет? Почему я подумал на вас? Все эти люди имеют творческий склад, обладают фантазией, мыслят не одними уставами. Вы – из их числа. Да к тому же… вы получили аудиенцию у императора, дозволение ехать в земли врага, стать монахом в самой важной обители этой вотчины, вас свели с патриархом Иерусалимским, и сам митрополит благословил вас… неужели я могу поверить, что такое случайно?

Я ожидал любого ответа.

– Я получал, – спокойно ответил Серапион. – Не приказ, но просьбу оказать содействие. Удовлетворяет вас такой мой расплывчатый ответ?

– Увы, вполне, – с тяжёлым сердцем отвечал я. – Не смею выпытывать, от кого исходила та просьба… – Он лишь едва кивнул, – но скажите, отыскали вы, что от вас требовали?

– Смею думать, что отыскал, – заверил он. – Это потребовало от меня некоторых усилий, но не чрезмерных. Действительно, знакомство с его Высокопреосвященством способствовало тому.