Корсары Мейна - Виталий Гладкий Страница 4

Через стол сидела большая компания воров, которых Мишель узнавал по манере сорить деньгами. Похоже, мазурики обмывали ночную удачу. Они много пили, постоянно ссорились, даже хватались за ножи, но время было раннее, и до серьезных схваток пока дело не доходило.

Впрочем, у мсье Жиго имелся отличный аргумент на такой случай. В уголке возле стойки скромно притулился здоровенный малый, лицо которого было изрядно изуродовано. Да и фигура скособочена, и ходил он, как казалось со стороны, прихрамывая на обе ноги. Судя по всему, над ним хорошо поработал палач. Это был слуга Папаши Тухлятины – вышибала по прозвищу Кривой Рот. Настоящего имени слуги мсье Жиго никто не знал, да и вряд ли кому приходила в голову мысль поинтересоваться, как его зовут.

Рядом с вышибалой стояла его увесистая дубинка, один конец которой был обтянут толстой кожей. Мишелю однажды довелось наблюдать, как ловко Кривой Рот управляется со своим орудием, и он дал себе зарок никогда не шалить сверх меры в заведении мсье Жиго. За минуту вышибала успокоил четырех забияк, вооруженных ножами, – а один даже размахивал тесаком, – сначала уложив их на пол, а потом вышвырнув на улицу, как нашкодивших котов. Кожа на дубинке смягчала удар, и никто сильно не пострадал – Папаша Тухлятина не хотел терять клиентов, – но Мишель был уверен, что шмели в голове незадачливых драчунов гудели долго.

– Мсье, вам не скучно? – раздался над ухом Мишеля приятный женский голосок. – Не позволите ли присесть к вашему столу?

Он поднял глаза и увидел весьма симпатичную белокурую особу по имени Жюстин. Она обращалась не к нему лично, а ко всей компании. Это была одна из девушек легкого поведения, обслуживающих клиентов мсье Жиго. После того как пуритане разогнали парижские бордели, многие девицы оказались на улице. Мало того, их превратили в преступниц. Раньше зарегистрированные куртизанки носили опознавательный знак, оберегавший их от изнасилований шайками молодых людей, слонявшихся по городу. Девушки могли обращаться в полицию, если клиенты избивали или обманывали их. Но теперь они, лишившись такой возможности, практически ушли в подполье.

Особенно им доставалось от шантажистов и вымогателей; те спали с девицами, а потом отказывались платить, угрожая выдать их полиции, или требовали в обмен на молчание часть выручки. А хозяева таверн без зазрения совести брали с них повышенную плату. Лишенные официальной защиты, действуя вне закона, куртизанки все чаще связывались с сутенерами. Какой-нибудь бывший солдат или картежник охранял маленький бордель, управляясь с буйными клиентами и отпугивая любопытных соседей. Полицейские обычно не преследовали сутенеров, если только те исправно платили мзду и не трогали девиц из почтенных семей, поэтому они могли делать со своими подопечными все что угодно.

В отличие от сутенеров и других содержателей таверн, мсье Жиго относился к падшим девицам с сочувствием и не обдирал их как липку. Они находились под его покровительством, и всем это было хорошо известно, в том числе и буйному преступному племени, обитающему во Дворах чудес. Поэтому в таверну «Шлем сарацина», несмотря на ее внешнюю непрезентабельность, девушки приходили самые лучшие – а других хитрый Папаша Тухлятина и не принимал, – потому что знали, что любой, кто поднимет на них руку или не заплатит за услуги, рискует получить знатную трепку, а то и остаться без мужского достоинства, – мсье Жиго не мог позволить кому-то лишать его законного заработка.

– Пошла прочь! – грубо ответил Готье.

– Э-э, не так резво, петушок! – разозлилась девушка. – А то как бы тебе перышки не пощипали.

– Вы извините нас, мадемуазель, – сдержанно сказал де Граммон, которого несколько покоробил ответ приятеля; сам он с женщинами всегда был любезен, – но мы не нуждаемся в ваших услугах.

– Хо-хо! – Жюстин вызывающе подбоченилась. – Дворянчикам не нравится черная кость! Мы для них слишком грязны и невоспитанны! Люди, вы все слышали?

Ее голос перекрыл шум таверны.

– Жюстин, милашка, тебя кто-то обидел?

За столом, где сидели воры и грабители из Двора чудес, зашевелились. Мазурики изрядно выпили и жаждали приключений, поэтому слова девушки были подобны хмелю, попавшему в бродильный чан.

– Да! Мсье, эти негодяи меня оскорбили!

Жюстин, похоже, завелась не на шутку. Она сама вызвала бурю, сама подняла все паруса и теперь неслась прямо на рифы, бросив штурвал.

– Вздуть их как следует! – крикнул кто-то.

– А ты попробуй! – взъярился заводной Готье.

Молодые дворяне схватились за шпаги, потому что к ним с кровожадными намерениями бросились защитники Жюстин. На Мишеля наступал здоровенный детина, вооруженный французским дюссаком – грубым оружием крестьян, рукоять и эфес которого были выкованы из одного куска металла. Другие мазурики держали в руках не только привычные ножи. Один поигрывал кистенем – короткой дубинкой, к которой цепью крепилась гиря с металлическими шипами, второй размахивал длинной двузубой вилкой – весьма опасным оружием в подобных обстоятельствах, а третий, с хитрой лисьей физиономией, достал спрятанный под одеждами мизерикорд – кинжал с трехгранным сечением, раны от которого очень долго заживали.

Здесь нужно объясниться. Прежде, до того как по улицам Парижа загуляла Фронда, серьезное оружие носили только дворяне и люди на королевской службе. Остальным для выяснения отношений вполне хватало ножей, палок и пращ. Но когда столица Франции забурлила, всякий парижанин, независимо от принадлежности к тому или иному сословию, счел крайней необходимостью вооружиться как можно обстоятельней. Поэтому никто не удивлялся, когда в таверны притаскивали едва не орудия; а уж про кистени и дюссаки и говорить нечего.

Что касается стражей порядка, то они старались не замечать, что плащи парижан стали гораздо шире и под ними прятался целый арсенал. Все делали вид, что ничего противозаконного не происходит, а когда начиналась кровопролитная стычка, полицейские предпочитали ретироваться в соседний квартал, где царили тишь, гладь и божья благодать.

Схватка завязалась нешуточная. Мазурики наседали, а юные дворяне храбро отмахивались. Папаша Тухлятина невозмутимо восседал за стойкой, держа наготове два заряженных пистолета. Он ждал, пока клиенты нарезвятся вволю. А иначе нельзя. Он, конечно, мог пресекать такие вещи в зародыше, но зачем? Отдых должен быть полноценным, а разве истинный парижанин может считать его таковым без доброй драки? И потом, после подобных сражений остается много поломанной мебели и разбитых бутылок, за что драчуны платят втридорога.

Мишель де Граммон сносно владел шпагой. Отец приучал его к оружию с малых лет, едва Мишу крепко встал на ноги, а поскольку бравый офицер-гвардеец был одним из лучших фехтовальщиков в своем полку, то сын перенял от него много оригинальных ухваток. И после смерти отца юный Мишель не расставался со своим клинком; он даже на ночь укладывал его рядом с постелью. Ежедневно он подолгу упражнялся, часами отрабатывая различные фехтовальные приемы. Каждый дворянин должен был хорошо владеть холодным и огнестрельным оружием, потому как смута во Франции, то затихая, то разгораясь, словно пожар в летнем лесу, длилась многие годы, и часто жизнь человека зависела от одного-единственного удара шпагой.