Дитя Всех святых: Перстень с волком - Жан-Франсуа Намьяс Страница 4

Ему вспомнился тот вечер, когда с холма Шайо он впервые увидел Париж. Однако то, что находилось перед его глазами сейчас, невозможно сравнить ни с чем. Судя по длине стены, Рим значительно больше Парижа. Как же можно утверждать, будто Париж — величайший город в мире? Вот сейчас перед ним — настоящее чудо, воистину самый большой город на свете. Франсуа не мог даже предположить, что существует нечто подобное!

Когда путник приблизился к крепостной стене, его постигло удивление еще более сильное. Эта стена была сложена не из камней, как все виданные им до сих пор, а из кирпича.

Однако самое большое открытие подстерегало его внутри. Ибо, войдя, он оказался не в городе, а в лесу! Не в саду или парке, но в настоящем лесу с вековыми деревьями и непроходимыми зарослями.

Несколько долгих минут Франсуа продвигался, потрясенный, в этой недоступной разуму чащобе. Местами земля под ногами была вымощена камнями или мрамором. Время от времени среди дикой растительности вдруг вставала белая колонна, столь же прекрасная, сколь и бесполезная.

Франсуа был ошеломлен. Так значит, Рим — всего лишь мертвый город, подобный сгнившим орехам или трупам насекомых, которые растаскивают муравьи? Величественные гигантские стены оказались всего-навсего пустой раковиной, полой скорлупой!

Внезапно перед ним возникла картина, от которой у него перехватило дыхание. Среди зарослей открылось мраморное строение восхитительной архитектуры. Никогда еще не приходилось ему видеть такой безупречной красоты; даже собор Парижской Богоматери, даже Сен-Шапель или сарацинские дворцы не могли сравниться с нею.

Среди этих чудес какой-то крестьянин пас своих коз. Каким уродливым и ничтожным выглядело настоящее по сравнению с минувшим!

Франсуа почувствовал приступ дурноты. Прекрасный дворец или храм, возвести который было явно не под силу смертному существу, представлял собою очевидное свидетельство вырождения. Значит, некогда жизнь была восхитительней, богаче, прекраснее. Люди были более одаренными, более образованными, нежели ныне. Вследствие какого несчастья человечество постиг столь плачевный упадок? В наказание за какие грехи?

Франсуа добрался до площади, вымощенной мрамором. Повсюду возвышались статуи обнаженных мужчин и женщин, выполненные с безукоризненным вкусом и мастерством. Некоторые оставались совершенно нетронутыми, другие были изуродованы. Среди них выделялось венчающее колонну изображение волчицы с набухшими сосками.

Франсуа решил остановиться здесь. Наконец-то он добрался до цели своего путешествия. Завтра он отправится в папский дворец. А пока ему нужно собраться с силами. Франсуа растянулся на земле.

На мгновение мелькнула мысль о религиозной ситуации: ведь именно наличие двух противоборствующих Пап, одного в Риме, другого в Авиньоне, и являлось косвенной причиной присутствия его в этих местах. Франсуа не решился бы утверждать, будто все было ему ясно до конца. Он никогда особенно не вникал в проблемы духовенства, а недавние потрясения в собственной жизни поглотили его целиком. Так что папские дела станут еще одной вещью, которую Жан непременно объяснит своему брату, когда они встретятся. Сейчас самое главное — восстановить силы.

Хотя солнце стояло еще довольно высоко, Франсуа почти тотчас же заснул. После встречи с Теодорой он находился под защитой волчицы, и здесь, у подножия ее статуи, ему ничего не угрожало.

***

Раскол, разделивший христианский мир, был в какой-то степени делом случая.

Когда Папы в 1308 году покинули Рим по причине царившей в городе смуты и неразберихи и обосновались в Авиньоне, то казалось, будто речь идет лишь о краткосрочном отъезде. Но по множеству причин возвращение состоялось лишь при понтифике Григории XI, в 1377 году. Вскоре после этого, в начале 1378-го, папа Григорий XI умер, и, согласно правилам, кардиналы собрались на конклав, чтобы назначить ему преемника.

Шестнадцать представителей высшего духовенства заседали в соборе Ватикана, когда туда, взломав двери, ворвалась толпа римлян с криками:

— Мы хотим римлянина или итальянца!

Отъезд в Авиньон был воспринят жителями Рима как оскорбление и настоящая катастрофа, и они решили оставить святого отца у себя — даже силой, если в том возникнет необходимость. Кардиналы, по большей части французы, предпочли отказаться от бессмысленного сопротивления и тотчас же выбрали неаполитанца Бартоломео Приньято, епископа города Бари, принявшего имя Урбана VI. Его интронизация состоялась в соборе Святого Петра на Пасху, 18 апреля 1378 года, с очень большой помпой.

Несмотря на все беспокойства, выбор этот всех удовлетворил. В конце концов, вполне естественно, что произошло возвращение к традициям. К тому же Бартоломео Приньято, избранный за свою мудрость и воздержанность, мог бы стать безупречным понтификом.

Но вмешался случай. Бартоломео Приньято на поверку оказался совершенно не тем человеком, которым представлялся поначалу. За его мнимой мудростью скрывался характер поистине тиранический, и со дня коронации все изменилось. Он сурово обращался с избравшими его кардиналами, ставил им в вину их богатство и распущенные нравы и даже угрожал заточением.

Те только и успели, что бежать и обосноваться в Фонди, возле Казерты, что в Центральной Италии. Учитывая, что было их тринадцать, и они являли собою большинство Священной коллегии, беглые кардиналы отменили избрание как сделанное якобы под давлением, объявили об отрешении от власти Урбана VI и избрали вместо него Робера Женевского, который под именем Клемента VII поселился в Авиньоне.

Так во главе христианского мира оказалось сразу два Папы, и, учитывая смутную атмосферу того времени, дело тотчас приобрело политическую окраску. Франция, а вслед за нею Арагон, Кастилия, Наварра и Португалия признали Папу Клемента VII, между тем как Англия приняла сторону Урбана VI, равно как Германия и Италия.

Противоположность характеров этих двух независимых понтификов привела к тому, что компромисс стал невозможен. Урбан VI — человек происхождения весьма скромного, живущий строго и аскетично, считал извращением любое проявление независимости суждений и полагался лишь на силу. В его окружении, состоявшем в основном из итальянцев и немцев, были, как правило, военные, подобно монахам-солдатам Берзениуса. Однако имелись и исключения: к примеру, Филипп Алансонский, высокопоставленный дворянин и кузен короля Франции. Осыпанный милостями Урбана VI, он был избран протоиереем собора Святого Петра и стал во главе папской дипломатии.

В противоположность ему Клемент VII, принявший это имя в память о Клементе VI, Папе-гуманисте, принадлежал королевскому роду. Эрудит, образованный теолог, он собрал вокруг себя общество, которое без преувеличения можно было назвать блистательным. Он привлекал в свое окружение художников и всячески им покровительствовал. Он считал также своим долгом оказывать поддержку университетам, и в первую очередь парижскому.

***

Бросив последний взгляд на волчицу, возле которой он спал, Франсуа поднялся рано утром. День обещал быть прекрасным, и Франсуа снова пустился в путь, намереваясь отыскать жилые кварталы внутри этих крепостных стен.