Паруса и пушки - Александр Бушков Страница 5

Точно так обстояло и с Сомерсетом. Его смерть имела вполне себе человеческий вид и звалась Джон Дадли, граф Уорвик – с некоторых пор жаждавшего столкнуть Сомерсета и занять его место при короле и в королевстве.

Самое интересное, что Сомерсет и Уорвик когда-то, с детских лет и еще долгие годы спустя, были искренними, закадычными друзьями. Придворную карьеру оба начинали королевскими пажами. И потом очень долго вели себя как настоящие друзья: тот, кому удавалось подняться повыше старого приятеля, тянул его за собой, и наоборот. Однако власть, как давно известно, портит людей и обрывает всякие человеческие отношения. «Заматерев», бывшие друзья стали соперниками в потаенной борьбе за влияние на короля…

Однако одной ненависти и твердого намерения свалить противника мало. Нужен еще какой-то удобный случай, повод – а его-то Уорвику как раз и не подворачивалось. А когда подвернулся наконец, сам Уорвик был, собственно, и ни при чем.

Если смотреть в корень и рыть глубоко, погубителем Сомерсета оказался зажиточный кожевник из графства Норфолк Роберт Кет. Сомерсет о нем никогда не слышал до определенного момента, в жизни не видел. Точно так же и Кет так никогда и не узнал, что послужил для Уорвика тем самым удобным случаем сожрать соперника…

Англичане бунтовать любят и умеют – по самым разным поводам. Главной причиной восстания Уота Тайлера стало резкое повышение налогов. Во времена Генриха Восьмого все обстояло гораздо серьезнее – тут и открытое надругательство над церковью и огораживания, поставившие десятки тысяч людей перед реальной угрозой голодной смерти и петли. Глупо было думать, что англичане примут все это безропотно.

Они и не приняли. Во все время царствования Генриха в стране то тут, то там вспыхивали бунты. Самым крупным мятежом стало «Благодатное паломничество», названное так потому, что мятежники выступали и против огораживаний, и против погрома церкви. Как случалось не раз, в восстании участвовали не только крестьяне, но и ремесленники, горожане, мелкие помещики-сквайры, рыцари и дворяне, в числе бунтовщиков упоминается даже некий лорд Дарси. А письменные требования «паломников» королю передал довольно влиятельный дворянин граф Шрусбери (на сей раз в восстании участвовали и монахи из разгромленных монастырей, хотя сан им вообще-то запрещает брать в руки оружие).

Восстание приняло широкий размах, и подавили его с большим трудом. После чего, понятно, последовала расправа. Руководителям, в том числе лорду Дарси, отрубили головы, монахов вешали на монастырских колокольнях, и достоверно известно, что по крайней мере одну женщину сожгли на костре.

После этого на какое-то время настала тишина. В графстве Норфолк некий Джон Уолкер где-то в людном месте стал объяснять окружающим: народ не поднимается против гнета богачей исключительно оттого, что нет толкового вождя. За этакие крамольные речи Уолкера повесили, но он оказался пророком: через девять лет толковый вожак нашелся, и как раз в Норфолке.

Им стал тот самый Роберт Кет, человек интересный. Сначала он сам отхватил себе кусок общинной земли, огородив его для выпаса овец. Односельчане стали его за это стыдить. Тогда Кет по какому-то неизъяснимому выверту души (русскому человеку особенно понятному) схватил топор и собственноручно сокрушил свои же изгороди, а потом призвал народ к бунту против «надменных лордов».

Известно о нем очень мало, но, судя по всему, это был человек волевой, толковый организатор и хороший оратор – и ревностный прихожанин местной церкви. Уже недели через две у него было двадцать тысяч человек, вставших лагерем возле Нориджа – столицы графства Норфолк и одного из трех крупнейших городов Англии. Место, где они расположились, называлось Маусхолд – потому в литературе и принято называть восстание Кета «Маусхолдским сообществом». Очень похоже, среди повстанцев были люди, имевшие военный опыт: лагерь они оборудовали по всем правилам военной фортификации, выкопав ров, возведя брустверы, срубив вокруг все деревья, за которыми могли бы укрыться осаждающие, вздумай они появиться. Даже раздобыли где-то несколько пушек – сохранились свидетельства, что меж лагерем и гарнизоном Нориджа происходила артиллерийская дуэль.

Любопытно, что убийствами «огораживателей» и прочих «надменных лордов» мятежники не занимались – зато всю ярость обрушили на безвинных овец, считая их главными виновниками своих бедствий. Только в одном графстве Норфолк (а мятеж затронул и два соседних) овец перерезали двадцать тысяч. По всему графству долго приятно пахло жареной бараниной.

В конце концов штурмом взяли Норидж. Только тогда в Лондоне стали понимать, что это не очередная местная заварушка, а нечто более серьезное. Однако солдат под рукой не было – как раз шла очередная война с Шотландией. Срочно собрали воинство тысячи в полторы изо всех, кто оказался под рукой, – дворян и рыцарей, их оруженосцев и слуг, итальянских наемников и просто готовых повоевать за плату городских шаромыг. Во главе неизвестно с какого перепугу поставили благородного лорда Уильяма Парри. Военного опыта у него не было ни малейшего, а единственное его достоинство заключалось в том, что он был родным братом покойной королевны Екатерины Парр.

Поначалу ему везло. Дело в том, что Кет, взяв город, большую часть своих людей отвел обратно в лагерь, а в городе оставил лишь немногочисленные заставы. Люди Парра их легко смяли и захватили Норидж. Однако мятежники его отбили, и Парр с позором отступил.

Прежней ошибки Кет не повторил – почти все свое войско оставил в городе. Однако допустил другие ошибки – не попытался, подобно Тайлеру, поднять общенациональное восстание, даже не наладил контакта с другими мятежниками, действовавшими на западе не так уж далеко от него – там десятитысячный отряд повстанцев осаждал крупный город Эксетер. Но главной его ошибкой была совсем другая: как и Тайлер с «атаманами», как и вожаки Благодатного паломничества, Кет и его люди были в плену той самой формулы, что не раз проявляла себя не только в Англии: «Царь хороший, а бояре плохие». Искренне полагали, что огораживание – не санкционированная с самого верха целеустремленная кампания, а произвол отдельных лихоимцев и злодеев. Король, который, конечно же, ничего не знает о «перегибах на местах», наведет порядок и не позволит далее притеснять свой добрый народ, искренне преданный его величеству.

В Лондон отправили так называемый «Билль 29 требований и просьб». Первым пунктом, конечно, стояла слезная просьба приструнить захватчиков общинных земель. Но были и другие довольно интересные пункты: например, разрешить на местах выборы чиновников, которые следили бы, чтобы соблюдался закон о запрете огораживаний. И просьба назначить в каждый приход специального служителя, обучавшего бы грамоте детей простолюдинов, – идея, опередившая свое время лет на триста. Кто ее придумал, сам Кет или кто-то другой, так и осталось неизвестным.

Король ответил через Сомерсета довольно вежливо: мятежникам следует разоружиться и мирно разойтись по домам. Ну, а через пару месяцев соберется парламент, рассмотрит «Билль» и накажет всех, кого следует наказать.

Но вот на это мятежники уже не купились. Наверняка помнили судьбу повстанцев Тайлера, «мирно разошедшихся» по домам и поплатившихся за это большой кровью, – и от королевского предложения отказались, вежливо, но решительно, повторив свои требования.