Северная война - Андрей Бондаренко Страница 5

— Мин херц, давай не будем торопиться! — неуверенно предложил Егор. — Вернемся на Москву, перепроверим все…

— Молчи, гнида трусливая! — ласково попросил царь и от души заехал Егору в ухо, после чего пристально всмотрелся в правый (по ходу течения) речной берег: — Что там за палаточный лагерь? Временная стоянка драгунского полка? Немедленно пристаем! Сейчас я шведскому Карлу письмо напишу — об объявлении войны…

«История — дама очень упрямая! Не хочет она изменяться, сопротивляется — изо всех своих сил! — известил, мерзко ухмыляясь, нетактичный внутренний голос. — Столько ты, братец, положил усилий, чтобы отсрочить на год-другой начало Северной войны? А ничего и не получилось! Ну, что скажешь в ответ?» — А что тут можно сказать? — растерянно пробормотал себе под нос Егор. — Похоже, что и в этот раз История победила. Теперь вот — воевать придется, однако… Хотя иногда и нам удается потеснить тетушку Историю с позиций ею занимаемых! [7]Тот же царевич Алексей, к примеру. Вовремя отняли мальца от попов и родственников жадных, воспитанием занялись — совместными усилиями, теперь вот отличный мальчишка растет: умный, любознательный, добрый. И на своего отца неординарного влияет насквозь положительно. Помягчел за последние два года Петр Алексеевич сердцем своим, человечнее стал, даже человеколюбивее — не побоюсь этого красивого слова… А та же Служба сестер милосердных, которую организовала Санька моя — на века раньше отведенного на то срока? Это что, мало? Так что и мы свои щи хлебаем не лаптем рваным, заплесневелым…

За каретными окошками чуть засерело, приближался рассвет, следовательно, Москва была уже совсем близко. Рядом громко и нервно похрапывал Петр, с кожаного сиденья, расположенного напротив, на Егора испуганно таращился подполковник Волков — его ближайший соратник и личный друг. Друг — насколько подчиненный может быть другом непосредственному и всемогущему начальнику.

— Приснилось что-то плохое, Александр Данилович? — тихим шепотом поинтересовался Василий. — Стонали вы сильно, вона, за пистолет даже схватились…

Егор с трудом разомкнул занемевшие пальцы, крепко охватившие рукоятку французского изящного пистолета (прощальный подарок любезного Медзоморт-паши, всемогущего советника турецкого Небеснородного султана), сильно потряс кистью руки, восстанавливая нарушенное кровообращение, успокаивающе подмигнул Волкову, проговорил — самым обычным голосом:

— Ерунда, подполковник, прорвемся! Можешь, кстати, и не шептать, сейчас Петра Алексеевича и из пушек шведских не разбудишь…

После полученного известия о смерти Лефорта царь повел себе абсолютно непредсказуемо и непривычно. А именно: не забился в страшных конвульсиях и судорогах, да и гневался-то, брызгая слюной, всего минуты три-четыре, после чего неожиданно сделался холодноспокоен и деловит, велел срочно пристать к речному берегу, где во временном лагере драгунского полка, пребывающего в этих местах на плановых полевых маневрах, горели яркие костры.

Первым делом Петр продиктовал думному дьяку Чердынцеву текст письма к шведскому королю Карлу Двенадцатому, в котором извещал о незамедлительном разрыве последнего, действующего на тот момент мирного договора и о начале полномасштабных военных действий. [8]Текст послания был выдержан в достаточно вежливой форме, только уже в самом конце диктовки Петр, очевидно сорвавшись на краткий миг, поименовал шведского государя — «злобным псом скандинавским, алчущим крови русской, мирной…».

После этого, убедившись, что гонец — в сопровождении двух десятков драгун — отбыл в нужном направлении, к границам с Ливонией, находившейся под шведским протекторатом, царь велел срочно подготовить себе «рабочее место» возле одного из дальних костров: — Доски какие-нибудь ровные положите на толстые березовые чурбаки, да гвоздями приколотите крепко! Бумаги, перьев и чернил — тащите побольше! Два раскладных стула всего? Барабан тогда добавьте полковой, вот и хватит — на троих! Со мной остаются Автоном Головин и дьяк Чердынцев. Все остальные — осторожные и миролюбивые чрезмерно, — гневно покосился на Егора, — пусть скромно, рта не раскрывая, постоят в сторонке…

За последующие шесть с половиной часов эта славная троица родила — совместными усилиями — на белый свет более десяти различных Указов: о выделении финансов на предстоящую весеннюю военную кампанию, о формировании новых тридцати полков — пеших и конных, о срочной закупке в странах европейских дополнительного оружия и боеприпасов, о формировании ополчения дворянского…

Дополнительно к этим Указам были написаны и пространные письма: в Варшаву, Кенигсберг, Копенгаген и Осло, где сообщалось о безоговорочном присоединении России к Северной антишведской коалиции, высказывались настойчивые пожелания — получить в кратчайшие сроки, в соответствии с ранее достигнутыми договоренностями, обещанную финансовую и военную помощь.

— Полковника драгунского незамедлительно позвать ко мне! — одобрительно похлопав по плечу уставшего Чердынцева, велел Петр. — Как тебя — Иван Зарубин? Вот что, друг Ванюша. Доставь, только очень срочно, все эти важные бумаги, — небрежно указал перстом на самодельный стол, — в Москву, князю-кесарю Федору Юрьевичу Ромодановскому — лично в руки. Выполняй, братец мой, выполняй! Время нынче — зело дорого!

Царь резко потряс головой, устало провел ладонью по измятому и осунувшемуся лицу, негромко позвал — неверным и жалобным голосом:

— Алексашка, ты где, сучий потрох? Подойди ко мне, охранитель! — крепко приобнял за плечи, извинительно заглянул в глаза, попросил негромко: — Давай, организуй выпить чего-нибудь. Помянем — на скорую руку — нашего покойного друга Франца Лефорта, да и поплывем дальше…

Последующие шесть суток Петр пребывал в полностью бессознательном состоянии: быстро напивался, почти не закусывая, после чего успешно засыпал, просыпался, снова крепко выпивал, просыпался — выпивал — засыпал…

Василий жалостливо посмотрел на беспрерывно храпящего царя, вздохнул:

— Это у него так, наверное, нервенная реакция проявляется — на смерть герра Франца. Такой безжалостный удар…

— Да уж, удар сильнейший! — согласился Егор и строго велел: — Ладно, хватит на сегодня слюнявой лирики, переходим к серьезному делу! Пусть Алешка Бровкин сегодня ни на шаг не отходит от Петра Алексеевича, охрану царевича Алексея и царевны Натальи распорядится удвоить, а еще лучше — утроить. Князю-кесарю надо обязательно шепнуть на ухо — чтобы тоже берегся. А ты, друг Вася, будь со мной рядом. Еще раз расскажешь подробно: как и что было, посоветуемся, что делать дальше… Кто, кстати, занимается похоронами Лефорта?

— Лев Кириллович — дядя царский, старый князь Борис Голицын да Александра Ивановна, супруга ваша.