Ударом шпаги - Эндрю Бальфур Страница 5

Я обнаружил шпагу среди целого вороха одежды, которой был набит объемистый сундук, — длинный обоюдоострый клинок, утончающийся на конце и с рукояткой в виде креста. Я схватил шпагу и вернулся вместе с ней к французу.

— Сейчас ты похож на заправского рубаку, мастер Клефан, — заметил де Кьюзак. — С пистолетом за поясом, с рапирой в руках — ну просто настоящий воин!

Я понимал, что он всего лишь насмехается надо мной, но притворился, будто принимаю его слова всерьез.

— Возможно, и так, — сказал я, — но что толку от шпаги, если не знаешь, как ею пользоваться?

— Верно, о Солон 10, — сказал он. — Верно, но заметь себе, мастер Клефан, — никому еще до сих пор не приходилось жалеть о том, что он оказал услугу де Кьюзаку! Поэтому, если ты будешь сохранять в секрете мое присутствие здесь, я научу тебя владеть шпагой, а может быть, и кое-чему еще, ибо, поверь мне, я не последний в искусстве фехтования, в чем уже многие успели убедиться!

— Если вы ответите мне на один вопрос, — сказал я, — то я стану делать все, что вы скажете.

— И что же это за вопрос?

— Вы не явились сюда с намерением причинить зло этой стране или населяющим ее людям?

— Храни тебя Небо, mon garcon! 11 — возразил он. — Я не трону ни стебелька травы у первой, ни волоска на голове у вторых. Я здесь исключительно по личному делу, и только.

— Честное слово? — спросил я.

— Честное слово, мастер Клефан, — ответил он, вынув трубку изо рта и торжественно кланяясь.

— В таком случае, — сказал я, — мы могли бы начать прямо сейчас!

— Mon Dieu! — воскликнул он. — И ты не дашь мне даже выкурить трубку до конца? Можешь мне поверить: ты будешь сыт по горло этими шпагами, если доживешь до моих лет! Кстати, ты благородного происхождения?

— Мой дядя — сэр Роджер Клефан из Коннела, — ответил я, — и если бы не заговор, в котором участвовал мой дед, то отца сейчас бы звали сэром Холлом Клефаном, а меня сэром Джереми. Но дед был объявлен вне закона и потерял свои земли и титул, а моему отцу наплевать и на то и на другое.

— А кто твой отец?

— Школьный учитель.

— Mon Dieu! — комично всплеснул он руками. — Странный вы народ, шотландцы! Но поскольку я выкурил трубку, сэр Джереми, то начнем наш первый урок, потому что, как видишь, я тоже превратился в учителя!

— Минуточку, сэр! — прервал я его.

— В чем дело?

— Я бы не хотел, чтобы меня так называли, месье!

— О прошу прощения, мастер Клефан! — ответил он, снова сгибаясь в изящном поклоне. — Я буду это иметь в виду; а теперь становись здесь и скрести свою шпагу с моей… Правильно! Ноги слегка согни в коленях, правую вперед… Корпус держи прямо, плечи развернуты… Молодец!

Вот так я получил свой первый урок в искусстве владения шпагой.

— Из тебя получится отличный фехтовальщик, — сказал француз, когда мы закончили, — ибо, клянусь святым Антонием, у тебя необычайно длинный выпад и быстрые ноги. Будь ты хотя бы на фут повыше, я бы поостерегся встретиться с тобой в поединке месяца через два!

Я был весьма польщен этой похвалой и поблагодарил его за урок, после чего он рассказал мне много историй о войнах, о королях, о чужих странах, и я слушал его до тех пор, пока не почувствовал отвращение при мысли о предстоящей мне скучной и однообразной жизни школьного учителя в Керктауне. Пожалуй, мне лучше было уйти, и я сказал об этом французу; он спросил меня почему и, когда услышал мой ответ, присвистнул и пожал плечами.

— Я начинаю думать, мастер Клефан, — сказал он, — что в твоем толстом черепе действительно имеются мозги!

Я распрощался с ним и отправился восвояси, погруженный в размышления, так как в течение последних двух часов мне дважды намекнули о том, что у меня имеются мозги. Признаться, я начал было даже подумывать, не скрывается ли в этом утверждении некая доля правды. Француз окликнул меня и поинтересовался, что я намерен делать со шпагой.

— У меня есть для нее укромное местечко, — отозвался я, и он больше ничего не сказал, но, достав свою трубку, снова уселся под скалой. Таким он и запомнился мне в тот день напоследок: тонкая голубоватая струйка дыма из трубки и одинокая фигура, сидящая на берегу, подтянув острые колени к подбородку и устремив неподвижный взгляд через широкое водное пространство Ферта.

Боюсь утомить вас описанием того, как я каждое утро встречался со странным человеком на берегу. Время от времени я приносил для него еду, помогал ему в рыбной ловле и в строительстве грубой, примитивной хижины под прибрежным утесом, а также в погребении еще десяти мертвых тел, выброшенных на берег, каждое из которых он подвергал тщательному обследованию, всякий раз оставаясь явно разочарованным достигнутыми результатами. Казалось, будто он разыскивает какого-то особого мертвеца и никак не может найти; меня разбирало любопытство, не это ли обстоятельство удерживает его на берегу, и я подумал, что борода его станет такой же белой, как и голова, прежде чем он дождется своего утопленника.

Тем не менее он, по всей видимости, был вполне доволен своей жизнью и даже пребывал в отличном расположении духа, давая мне уроки фехтования, хваля меня за успехи и громко ругая, когда я пропускал укол или не успевал парировать выпад.

Мне следовало предварить свое повествование сообщением о том, что он весьма искусно прикрепил по пуговице на концах наших шпаг во избежание опасности для нас обоих, иначе в процессе обучения я был бы раз десять убит, хотя по истечении двух недель я уже довольно уверенно держал в руках рапиру и изучил немало всевозможных приемов.

Я упомянул, что не хочу утомлять вас описанием скучных подробностей происходившего; достаточно сказать, что прошел месяц, наступил второй, и я опять вернулся в школу, но на сей раз не как школьник, а как младший учитель, так и не проникнув ни на йоту в тайну загадочного француза, если не считать выброшенного волной на берег обломка доски, на котором можно было прочесть выведенное желтой краской слово «Hibou» 12, — очевидно, название погибшего корабля.

Хотя школьные дела и отнимали у меня немало времени, я всегда находил возможность наведаться к своему знакомцу вечером, перед наступлением темноты; отец не возражал против моих прогулок и только спрашивал, много ли я нашел птичьих яиц и неужели я все их съел.

Как ни странно, но, получив на то законное право, я утратил всякое желание подвергать мальчишек порке или другим телесным наказаниям, сумев и без этого прибрать их к рукам после того, как изрядно поколотил самого сильного из них, посмевшего подвергнуть сомнению мой авторитет.