Опаловый перстень. Авантюра доктора Хирна - Артур Ландсбергер Страница 5

— Что вы! Я и не смел сделать его. Женщины в этом отношении ужасно прозорливы, а мисс Нэнси прехитрая. Она наверняка угадала мою тайну. В Париже, в Гранд-отеле, я, входя к ним, всегда вот так на нее смотрел. — Сэр Робертсон заворочал своими огромными глазами навыкате с таким наивно-комичным видом, что Шарль закусил губы, боясь расхохотаться.

— Но почему же вы решили, что ваше предложение не примут, если даже не намекнули о своих чувствах девушке? — спросил Шарль.

— Повторяю вам, у меня духу не хватило. Кроме того, прежде чем признаться мисс Нэнси, я хотел получить согласие ее отца, но никак не мог найти друга, который мог бы попросить для меня у Макдауэла руки его дочери.

— Если хотите, милорд, я буду для вас таким другом.

— Ах, мой милый! — воскликнул баронет, хватая Шарля за обе руки. — Неужели вы сможете оказать мне эту услугу?

— Вы сомневаетесь?

Однако радость быстро покинула лицо баронета, и он снова стал печален.

— Нет, — уныло ответил он, — это невозможно.

— Отчего?

— Вы непременно не устоите против блеска темных глаз мисс Нэнси.

— Больше ничего?

— А разве этого мало?

— Так даю вам слово, баронет, быть вашим ходатаем перед Макдауэлом.

— Ах, друг мой! — вскрикнул англичанин и кинулся к Шарлю с объятиями. — Ах, что вы за человек! А я все бранил французов!

— Так решено?

— Решено, но прежде я должен все вам рассказать, чтобы вы знали, какие трудности ждут нас в этом деле. Откровенно говоря, я боюсь, что мисс Нэнси может быть невестой брата второй миссис Макдауэл.

— А! Макдауэл женат второй раз?

— Да. На женщине почти одних лет с его дочерью. Вот в двух словах история его первого и второго браков: когда Макдауэл женился первый раз, ему уже было за сорок, и к этому времени он обладал солидным, если не сказать колоссальным, состоянием. Спустя четыре года он овдовел. На руках у него осталось прелестное дитя — трехлетняя Нэнси. Мужчина дал себе слово посвятить жизнь своей милой дочери. Долгие годы его слово было незыблемо. Но вот ему стукнуло шестьдесят, и пришла любовь. Как мальчишка, он влюбился в дочь трагически погибшего плантатора. Имение несчастного было разграблено племенем сиу, а сам он был убит. За что? За то, что, будучи индейцем по крови, он принял цивилизацию белых людей и решил жить по ее правилам. По мнению индейцев, он пал очень низко. У трагически погибшего плантатора остались двадцатилетняя дочь и восемнадцатилетний сын. Эта ли печальная история произвела впечатление на Макдауэла, или красота девушки вскружила ему голову, только он женился на ней, несмотря на старания друзей и близких удержать его от необдуманного шага.

Вторая жена миллионера оказалась женщиной гордой и жесткой. За обликом леди скрывался дикий, необузданный нрав народа, чья кровь текла в жилах ее отца и ее самой. Она вздумала распоряжаться жизнью и судьбой мисс Нэнси, но это ей не удалось: мисс Нэнси — высокая натура и никому не позволит распоряжаться собой. Тогда мачеха сменила тактику: стала ласкова с девушкой, всячески ей льстила, но и этот план не удался.

Зато второй миссис Макдауэл удалось ввести в дом мужа своего брата. Этот молодчик — самый пустой фанфарон, каких я когда-нибудь видел. Не думаю, чтобы он мог понравиться такой образованной и здравомыслящей девушке, как мисс Нэнси. Но мачеха вбила себе в голову женить его на падчерице. Макдауэл оказался не так тверд, как дочь, он не может противиться жене, и, возможно, в скором времени бедная девушка покорится воле отца или уже покорилась…

— Мы постараемся этого не допустить, баронет.

— На вас я полагаюсь больше, чем на себя, — сказал колосс с таким смирением, что оно до глубины души тронуло его нового друга.

— Меня только одно удивляет во всем этом, — сказал Шарль, — отчего вы не уехали из Парижа вместе с семьей Макдауэл?

— Во-первых, — сказал баронет, вдруг перестав вздыхать и разразившись громким смехом, — вы же сами отняли у меня эту возможность на несколько дней! Вспомните о моем ранении. А во-вторых… Здесь тоже целая история, которую я вам когда-нибудь поведаю, а теперь скажу лишь, что владею огромным богатством. Около тридцати тысяч фунтов стерлингов.

— Неужели?

— Да. Мой отец умер в Австралии. Эти деньги были у него на сохранении. Отец поручил мне отыскать их законного хозяина, француза, графа Ренневиля или его наследников, и вернуть им вверенные средства. Не очень скучный рассказ получается?

— Нисколько.

— Я уже подхожу к развязке. Два года я искал этого графа и никак не мог найти. Наконец, в тот самый день, когда мы с вами встретились, я получил сведения, что какой-то граф Ренневиль долгое время жил в окрестностях Кадебека, маленького городка в Нормандии. Это была последняя надежда, потому что я уже изъездил Францию вдоль и поперек. На мои бесчисленные объявления в газетах являлись самозванцы всех мастей, которым очень хотелось заполучить тридцать тысяч фунтов стерлингов, но ни один не мог доказать, что имеет право на имя и титул Ренневилей. Как только я оправился от ранения, то тут же поехал в Кадебек, на родину Ренневилей. Оказалось, что они действительно с незапамятных времен жили в Нормандии, но уже лет тридцать как последний из них разорился и уехал, продав немногое, что у него оставалось. С тех пор о нем не было больше ни слуху ни духу.

Видя, что все поиски бесполезны, я вернулся в Англию и уже совсем было собрался ехать в Америку, как мы с вами встретились в Ливерпуле. В это время я искал какой-нибудь американский пароход. Благодаря вам поездка моя ускорилась и стала намного интереснее, чем я ожидал. Вот и все.

— Милорд, вы меня так заинтересовали, что я хотел бы послушать всю историю целиком.

— Мы к ней еще вернемся. А пока, пожалуйста, оставим церемонные эпитеты, и пусть я буду для вас Уилки, а вы для меня Шарль. Согласны?

— С удовольствием.

— Пойдемте же обедать, милый друг. Морской воздух будит во мне волчий аппетит. Недурно было бы распить несколько бутылок в честь нашей дружбы.

— И будущей свадьбы мисс Нэнси Макдауэл и сэра Уилки Робертсона.

— Ах, Шарль, если бы ваши слова оказались правдой.

— Не теряйте надежды.

— Все равно, что бы ни случилось, наша дружба останется неизменной.

Выехав из Нового Орлеана и поднимаясь по Миссисипи, путешественник видит себя сначала посреди унылого однообразия дельты реки. Бесконечные луга, или скорее болота, состоящие из песка и ила, тянутся по берегам устья. Часто они расположены ниже уровня реки и отделяются от нее плотиной. Миссисипи — река своенравная, во время полноводья все сметает на своем пути. Но человек научился укрощать ее буйный нрав. Во время убыли каналы, прорытые самой рекой, засыпались, и реке приходилось пробивать себе новые пути. Таким образом, устья Миссисипи каждый год изменяются по прихоти волн.