Ангелы террора - Сергей Шхиян Страница 51

Мы, оставив дверь в кабинет настежь открытой разошлись по своим покоям мыть руки и готовиться к трапезе. Обед, поданный раскрасневшейся от комплиментов Анной Ивановной, превзошел все мои ожидания: суп из белой спаржи, нежнейшая буженина, запеченная в тесте телятина, фаршированный овощами рыбец, пирог с шампиньонами, и на сладкое сливочное мороженное и торт «Наполеон». К каждому блюду присовокуплялись свои напитки. К концу обеда мне стало понятнее льстивое отношение хозяина к домоправительнице. У Анны Ивановны был явный кулинарный талант.

За столом все вели себя естественно, и никто ни разу вслух не вспомнил о бедном узнике, валяющемся на полу в соседней комнате. Разговоры касались исключительно поварского таланта «милой Аннушки». Хозяин трунил над моим голодным восхищением изысканными блюдами, Татьяна Кирилловна пыталась вспомнить, чем особенным кормила их дома маменькина кухарка. Короче говоря, о пленнике все как бы забыли.

Он, между тем, давно пришел в себя и мог наслаждаться стуком ножей и вилок, доносившимися из столовой.

После основного обеда мы с Ильей Ильичем, как и вчера, перешли пить «кофей» в кабинет и тут, будто случайно, вспомнили о бедном страдальце.

— А с этим что будем делать? — спросил я хозяина, — взглядом указав на лежащего на полу бедолагу. — Я думаю, в живых его оставлять не стоит…

— Не смею с вами спорить. Он в полной вашей власти.

— Знаете, любезнейший Илья Ильич, мне не хочется просто так его убить. — признался я. — У этого человека слишком много грехов. Нужно дать ему возможность покаяться. У меня есть на примете один замечательный подвал, его можно там замуровать. Пусть посидит в тишине и покое, вспомнит свою жизнь, невинно убиенных, а потом, когда преставится без церковного покаяния, даст Бог, станет привидением и будет нас с вами пугать по ночам.

Мы оба посмеялись моей «тонкой» шутке.

— У меня и здесь есть подходящее для такой цели помещение, — предложил упростить задачу Илья Ильич. — Специальная маленькая каморка под домом. А потом… когда приспеет время, мы спустим его в канализационный канал…

— А если я все расскажу? — без приглашения вмешался в разговор киллер.

— Тогда я, так и быть, вас просто застрелю, — ответил я. — Только, боюсь, вас это не устроит…

— Я могу быть полезным. Я много чего знаю и многое умею…

— Ну, судя по тому, что вы здесь лежите, не очень, — с сомнением в голосе сказал Поспелов. — Впрочем, решать не мне.

Пленник умоляюще посмотрел на меня, неловко вернув голову. Я ему сочувственно улыбнулся и сделал пальцами детскую «козу», после чего повернулся в кресле так, что он перестал меня видеть.

Думаю, что на святой, православной Руси в это время было не слишком много настолько отвязанных беспредельщиков, для которых человеческая жизнь не стоила ровным счетом, ничего. Судя по всему, один из них лежал связанным, ожидая решения своей участи, а два других, еще более безбашенных, пили спокойно в мягких креслах кофе и курили сигары.

Не знаю, насколько мы с Поспеловым были убедительны, но киллер поверил, что мы примитивнее, а значит, еще страшнее и безжалостнее, чем он, и тихонько, тоскливо завыл на одной ноте.

— Ну, что вы, голубчик, расстраиваетесь, — наклонился над ним исполняющий роль более сердобольного палача Поспелов, — проигрывать нужно достойно. Все равно придется когда-нибудь умирать, так какая разница, чуть раньше, чуть позже…

Пленный никак не отреагировал на утешение и продолжал выть. Кажется, нам удалось психологически его сломить. (Из рассказов, что я слышал по этому поводу, убийцы, в своем большинстве, удивительно жизнелюбивы и как никто другой цепляются за бренное существование). В его заунывный скулеж стали вмешиваться отдельные членораздельные звуки:

— Я все отдам, все, только не убивайте, позарился на большие деньги, будь я проклят, скопидом проклятый, ничего мне не надо, не убивайте, все на вас переведу, дома, землю, деньги, все отдам до копеечки, хоть в централ, хоть в Сибирь на каторгу, только жить жить хочу…

Мы, не вмешиваясь, слушали его торопливые придания, ожидая более информативных высказываний.

— Сколько за меня заплатили? — так ничего толкового не услышав интересного, спросил я.

— Двадцать пять тысяч посулил, будь он проклят… Все моя жадность…

— Чай, опять врешь? — не поверил я. — Обсчитать хочешь? Смотри, я у него сам спрошу.

— Спроси, спроси, вот те святой крест. Десять тысяч аванса, они у меня в пиджак зашиты, и пятнадцать под расчет после дела. Господом Богом клянусь.

— Адрес говори, как его найти и кличут?

— На Сретенке, в доме генеральши Кузовлевой, во флигеле, во дворе. Имени не знаю, а кличут Лордом. Его на Хитровке Паук и Пиня знают, они и сосватали.

— А деньги и документы на недвижимость где держишь? — вмешался в разговор Илья Ильич.

— У присяжного поверенного Бузакина, контора Спиридонова на Лубянке. Все отдам, только отпустите душу на покаяние!

— Отдашь, может и отпустим, — пообещал я.

— Развяжите его, — попросил Поспелов. — Пусть напишет распоряжение своему Бузыкину.

Я встал с кресла, перевалил киллера с живота на бок и с трудом развязал врезавшиеся в тело веревки. После чего поднял его за шиворот и бросил в кресло у стола.

— Пиши распоряжение.

— Руки занемели, ручку не удержат, — заныл пленник, с показным ужасом глядя на меня. — Господин студент, не убивайте, дайте минуту поправиться!

Он опять начинал свою игру и тянул время. Слово «поправится» напомнило мне значение, которое в него вкладывают мои похмельные современники.

— Нужно дать ему выпить, пусть немного придет в себя, — поделился я своим планом с хозяином и подмигнул.

Поспелов понимающе посмотрел на меня и позвал Анну Ивановну:

— Милая Аннушка, принеси, пожалуйста, штоф водки и стакан.

Домоправительница принесла литровую бутылку и тонкий чайный стакан.

— Вы уже можете писать? — поинтересовался Илья Ильич у тупо уставившегося в стену пленника,

— Ваше высокоблагородие, — заныл душегуб, — помилуйте, ну, что вам, право, от моих денег, хотите, я вам десять тысяч отдам, хорошая сумма! Оставьте на упокой души хоть копеечку!

— Ладно, — вмешался я в разговор, — выпей на прощанье и пошли в подвал, нам твоих денег и домов не нужно.

Я налил полный стакан водки и поставил перед ним.

— Пей, другого случая у тебя не будет.

— Я непьющий-с, — заныл он и отодвинул посудину. — У меня душа спиртного не принимает-с.

— Пей, — жестко сказал я и приставил ствол пистолета к округлившемуся от ужаса глазу. — Считаю до трех: раз, два…

Киллер схватил стакан двумя руками, с трудом удерживая его плохо гнущимися пальцами и, стуча зубами о стекло, залпом выпил. Его начало корчить, он давился и хватал ртом воздух.