Гиблое место - Сергей Шхиян Страница 52

— Сколько мне дал, столько и ему.

— А я уже запамятовал. Ты сам скажи, когда будет довольно. Держи его, ребята! — приказал он добровольным помощникам.

Захарьина припечатали к скамье, а Ермола изо всей силы, с оттяжкой, ударил своего благодетеля. Я отвернулся, чтобы не видеть результатов порки.

Гаврила Васильевич буквально взвыл высоким, почти женским голосом.

— Так кто такой Константин Иванович? — повторил вопрос Кузьма.

— Не ведаю, пощадите!

Опять засвистела палка. Захарьин снова закричал, но на самой высокой ноте оборвал крик.

— Никак помер, — сказал кто-то из зрителей, и все невольно сделали шаг назад. Завыла дурным голосом крашеная Устинья.

Я подошел и послушал на горле пульс. Гаврила Васильевич и вправду был мертв.

— Это Ермолка виноват, — крикнул кто-то в толпе. Он барина погубил. Ему батогов!

Садист растеряно огляделся на сторонам, но встретил только злые, враждебные взгляда. Сообразив, что надвигается самосуд, он собрался схитрить.

— Уйди, порешу! — заревел он и попытался вырваться из кольца зрителей.

В разные стороны полетели отброшенные его могучими руками люди, пока на пути его не встал наш Ефим. Лицо у него горело вожделенным желанием подраться.

— Шалишь, — громко сказал он и сграбастал Ермолу за грудки.

Экзекутор попытался сбить нежданного противника с ног, но тут коса нашла на камень, и камень оказался крепче. Здоровяки сцепились и начали лупцевать друг друга. Про мертвого барина все тут же забыли и принялись подбадривать бойцов.

Униженный мной Ефим всеми силами старался реабилитироваться за прошлое поражение и лупцевал Ермолу насмерть. Тот стоически терпел тяжелые удары, но ответить равными не смог и вскоре был сбит с ног и прижат к земле.

— Вяжи его, ребята, — прохрипел счастливый победитель.

Толпа бросилась на побежденного. С палача сорвали одежду. Весь двор ликовал. Мычащего, еще пытающегося сопротивляться Ермолу подтащили к скамье, на которой лежал умерший барин.

— Барина в дом несите! — закричала осиротевшая Устинья. — Осторожнее!

Однако народу было не до нежностей. Захарьина схватили за руки и за ноги и бегом отволокли в дом, чтобы освободить место следующей жертве.

— Кто править будет? — спросил Ефим, чувствуя себя победителем.

— Можно я, — попросил, выступая вперед, невзрачный мужичонка с клочковатой бородой. — Ермолушка моего сыночка до смерти забил, пусть теперь сам такую же сладость попробует.

— Ну, если так, давай, — вынуждено согласился я. Крестьянин низко поклонился сначала нам с Мининым, потом остальным:

— Простите меня, люди добрые.

За что его прощать, пока было непонятно. Ермолу между тем уже уложили на скамью и крепко держали за голову и ноги.

Крестьянин перекрестился, взял в руку батог и, не очень даже замахиваясь, опустил палку на спину убийце сына. Несколько мгновений было тихо, потом раздался рев, полный звериной тоски и смертной муки.

Я невольно взглянул на спину палача. Его красивое, сильное тело перечеркнула кровавая рана. Крестьянин, словно торопясь, чтобы его не лишили выстраданной мести, вновь взмахнул батогом…

С Ермолой нужно было кончать по любому. Слишком большое удовольствие получал он от человеческих мучений, чтобы его носила земля. Теперь же он находился в надежных руках.

Чтобы не видеть кровавого зрелища, я вскочил в седло и выехал со двора.

Мне еще нужно было встретиться с Ульяниным дядькой Гривовым, отблагодарить его за помощь и попросить проводить во владения старого Лешего.

Деревню Коровино при дневном свете я видел впервые. Она оказалась похожей на тысячи себе подобных нищих русских деревень. Длинная улица, вдоль которой стояли избы, была грязна и пуста. Крестьяне еще не вернулись с полей. Из помещичьей усадьбы продолжали слышаться надрывные крики.

Я остановился около избы, возле которой сидел на завалинке старик.

— Дедушка, — спросил я его, — не знаешь, Гривов в избе или в поле?

— Дома, сынок, — ответил он, пытаясь рассмотреть меня слепыми глазами. — Куда ж он, хворый, денется. Дома должен быть, если только не помер.

Я разом забыл про несчастного Ермолу и пришпорил коня. Изба Гривова была в конце деревни. Донец взял в галоп, и через две минуты я остановил его у знакомого крыльца.

В избе стоял тяжелый дух. Я закрыл глаза, привыкая к полумраку, и услышал знакомый голос:

— Кого Бог несет?

— Здравствуй, дядька Гривов, — шутливо сказал я, подумав, что до сих пор даже не удосужился узнать его имени.

— Ты, что ли, батюшка? — откликнулся он. — Прости, плох глазами стал, не признал.

Я подошел к лавке, на которой лежал мужик. Глаза, привыкая к полумраку, постепенно начали различаться предметы, но пока без деталей.

— Болеешь? — задал я никчемный вопрос.

— Не то, что болею, помирать собираюсь, — грустно пошутил мужик. — Как там моя Ульянка?

— Когда уезжал, все было хорошо, — ответил я. — Что с тобой случилось?

— Запороли, ироды, все нутро отбили.

— А хозяйка твоя где? — спросил я, чтобы что-нибудь сказать.

— Знамо где, в поле.

— Ты сам встать и выйти сможешь, а то здесь ничего не видно?

— Прости, не подняться мне. Да ты не меня жалей, я свое пожил. Вот только деток некому будет кормить…

— С прокормом мы разберемся, — пообещал я. — Давай я хоть дверь и окно открою, а то, как тебя лечить в потемках.

— Чего там лечить, когда на спине мяса не осталось. А ты какими судьбами? — через силу спросил он. — Не боишься, что наш барин снова поймает?

— Помер твой барин, некому больше ловить, и палач его скоро помрет.

— То-то я слышал крики. Думал, опять кого калечат. А оно вон, что значит. Спасибо, батюшка, хоть перед смертью утешил.

— Ладно, потом поговорим, а сейчас я тебя поверну, мне нужно посмотреть твою спину.

— Нечего и ворочать, я с тех пор, как мы с тобой расстались, на брюхе лежу.

Я подошел к двери, распахнул ее настежь и подпер колом, чтобы не закрывалась. Потом открыл ставни на волоковом окне. Сразу стало светлее и даже как будто пахнуло теплом и весной.

Спина у Гривова оказалась в самом плачевном состоянии. Удивительно, как он еще не умер от заражения крови. Струпья от ран гноились и выглядели ужасно.

Я полез в печь и нащупал котел с теплой водой. Опять мне пришлось использовать свое многострадальное нижнее белье как обтирочный и перевязочный материал.

Трава только начала пробиваться из земли, и найти среди ростков противовоспалительные растения я не смог.