Братство Святого Грааля. Амулет воинов пустыни - Райнер М. Шредер Страница 54

— Джамал, это какой-то знак? — спросил Морис.

— Это алам, — ответил бедуин. — Дорожный знак. Они расставлены вдоль всего пути, которым ходят караваны, и содержат в себе жертвоприношение и символ, говорящий о живущих в пустыне духах.

— О каких духах идет речь? — окликнул собеседников Мак-Айвор.

Шейх помедлил с ответом. Он явно не хотел говорить на эту тему. Однако вскоре он все же начал рассказывать.

— В пустыне в больших количествах водятся джинны, гигантские гули, подстерегающие у колодцев одиноких странников, и коварные узары, принимающие вид песчаных вихрей. Аламы и воздвигают для того, чтобы задобрить этих бесчисленных духов. Вы можете сомневаться в их существовании, но люди, долго жившие в пустыне, в них верят.

Путники снова замолчали.

Судя по положению солнца, было между десятью и одиннадцатью часами, когда Селим Мабрук повел караван к расположенным возле тропы пригоркам. На северной стороне этого скопления возвышенностей располагалась скала, высота которой едва ли превышала человеческий рост. В скудной тени скалы и закончилась первая половина дневного перехода. Хасан и Гариб заставили верблюдов лечь, и путники, растирая одеревенелые члены, ступили на песок.

— Теперь мы будем соблюдать тартиб всех караванов, — сообщил Селим Мабрук, подразумевая под этим словом распределение времени. — Шесть часов пути, шесть часов покоя.

— Покоя? Где же в такую кошмарную жару найти покой? — вырвалось у Беатрисы, когда Тарик перевел ей слова хабира. — Он хочет сказать, что в ближайшие шесть часов мы не тронемся с этого проклятого места? Разве он не мог найти оазис или по крайней мере пару деревьев?

— Он бы их обязательно нашел, если бы они имелись, дорогая Беатриса, — сказал Мак-Айвор, которого больше других раздражали постоянные стенания девушки. На этот раз он не сумел сдержаться. И, прежде чем та успела что-либо ответить, он продолжил: — Пустыня устроена так, что для отдыха в ней есть лишь немногие места. Но если бы Всевышний знал, что вы собираетесь ступить своими нежными ножками в этот безрадостный край, он, конечно, сотворил бы на нашем пути подобную нитке жемчуга цепь пальмовых рощ с колодцами.

Беатриса густо покраснела. Она беспомощно оглянулась, не зная, как ответить на едкую насмешку шотландца.

Тут к ним подошел Морис.

— Оставь ее в покое и придержи язык, — сказал он, вкладывая в руку Беатрисы глиняную кружку. — Слава Богу, что не все тамплиеры такие грубые натуры, как ты, — добавил он, наливая в кружку воду из бурдюка.

Элоиза взглянула на шотландца и подмигнула ему.

— Как вы думаете, Мак-Айвор, а сделал бы Всевышний то же самое и для меня?

Девочка шутила, хотя усталость была написана и на ее лице.

Мак-Айвор неуклюже погладил ее по голове.

— Тебе это было бы не нужно. Вы с сестрой сделаны из разного теста.

Тем временем хабир и погонщики сняли с верблюдов вьюки и седла и разложили их полукругом, связали животным ноги с помощью агали и задали им корм. Бурдюки бедуины бережно уложили на седла и на носилки. Селим, его помощники и Джамал внимательно проследили за тем, чтобы ни один из бурдюков не соприкасался с землей. Когда удивленный Герольт спросил, зачем они это делают, Джамал совершенно серьезно ответил:

— Чтобы земля не выпила воду.

Последовательность действий по окончании первой половины дневного пути не изменялась и в дальнейшем. Сначала все получали свою порцию воды, которой хватало для утоления самой сильной жажды. Затем Герольт и Мак-Айвор занимались сооружением простенького шатра, а Хасан и Гариб делали из собранных камней очаг и складывали в нем хворост. С помощью кремня и ножа они высекали искры и поджигали нитки, нащипанные ими из собственной одежды.

Когда хворост загорался, погонщики ставили на огонь закопченный котел и быстро готовили суп из чечевицы или бобов, в который добавляли несколько кусков вяленого мяса. Суп пили из кружек, а полоски мяса доставали пальцами из котла, зажимали в зубах и с помощью ножа отрезали маленькие куски.

Затем выпекался бедуинский хлеб, без которого не обходилась ни одна трапеза. Незадолго до полуденного привала хабир, сидя в седле, замешивал тесто. Затем Хасан лепил из теста большую плоскую лепешку, а Гариб делал из раскаленной золы круг примерно такой же величины. На этот круг укладывали лепешку в палец толщиной и слегка поджаривали с обеих сторон. Затем погонщик выкапывал под кострищем ямку, клал туда хлеб и засыпал его песком, перемешанным с углями. Там лепешка выпекалась до полной готовности и хрустящей корки. Потом ее с помощью ножа очищали от песка и золы. Разделить готовый хлеб на равные части по числу путников должен был хабир.

Селим и его погонщики рассмеялись, увидев, что белые мужчины справляют малую нужду стоя.

— Может быть, у вас какие-то увечья и вы не можете присесть? Ни один здоровый человек так себя не облегчает! — насмешливо крикнул им Хасан. А затем он объяснил, что пустынники делают это, присев или встав на колени, другие способы им противны. И никогда они не делают это на тропе. Чтобы облегчить нужду, надо отойти подальше в пустыню.

После обеда уставшие Беатриса и Элоиза легли спать в шатре. Братья-тамплиеры предпочли, как и караванщики, лечь в узкой тени скалы. В шатре им показалось еще тяжелее, чем снаружи.

После нескольких часов беспокойного сна началось долгое ожидание захода солнца. Около четырех часов пополудни, когда был испечен второй хлеб, время для продолжения путешествия наконец настало. Верблюдов снова нагрузили и оседлали, агали были развязаны, и караван двинулся вперед. Однако на этот раз путники не сели верхом. Они пошли рядом с животными, прячась от солнца в тени, которую те отбрасывали. Селим Мабрук шел во главе каравана. В левой руке он держал копье, а в правой — повод, на котором вел своего черного верблюда.

Незадолго до наступления темноты караван подошел к песчаным дюнам, похожим на стадо китов, выброшенных на берег и присыпанных песком. Когда усиливался северный ветер, над гребнями дюн зависала пелена поднятого в воздух песка — со стороны казалось, что ветер разгоняет над дюнами дым.

Герольт и его друзья очень удивились, когда хабир не стал пересекать дюны по прямой, но начал обходить их, причем под острым углом. Делал он это вопреки желанию верблюдов, явно предпочитавших самый короткий, хоть и самый крутой путь. Животных все время приходилось принуждать идти по дороге, указанной хабиром.

Это была изнурительная работа. Порой путники шли почти по колено в песке, и двигаться вперед становилось все тяжелее.

— Не могу представить, как можно так идти в течение нескольких недель, — простонал Морис, когда они подошли к очередной дюне.

Джамал обернулся и спросил его:

— Знаешь, зачем Бог создал пустыню?

— Нет, но ты, конечно, меня просветишь, — ответил Морис, тяжело дыша и поглядывая на заходившее солнце. Свет его был подобен расплавленному червонному золоту и превращал дюны в волны горевшего моря.