Дитя Всех святых. Цикламор - Жан-Франсуа Намьяс Страница 54

Отныне все взоры были обращены к Орлеану, и каждый, на чьей бы стороне он ни находился, чувствовал: близится решительная битва…

***

Расставшись с Изидором, Анн незамедлительно отправился в Невиль-о-Буа. Как и прежде, на Бордоской дороге, он вырезал себе две дубинки и решил, что будет биться только ими. Они станут его единственным оружием.

Невиль-о-Буа оказался очаровательной деревушкой, удивительно мирной и безмятежной для столь неспокойных времен. Дома были отделены друг от друга садиками, в которых поселяне ставили ульи. Мед был главным источником дохода в Невиле, располагавшемся на самом юге области Гатине, да и в остальном краю.

Анн остановился на городской площади. Был рыночный день. Анн испытал странное волнение, видя этих людей: они походили на любых других, но с ними его связывали крепчайшие узы подданства. Крестьяне из соседних деревень продавали кое-какие овощи и фрукты. Рядом поставил свою тележку точильщик, и жители приносили ему на заточку свои нехитрые орудия.

Анн осмотрелся. На площади находилась церковь недавней постройки, а рядом – укрепленное здание, тоже совсем новое. Его окружал ров с водой, затянутой тиной. Через ров прямо ко входу, закрытому высокой решеткой, был перекинут каменный мост.

Само здание было высоким, с островерхой аспидной крышей и большими прямоугольными зарешеченными окнами. Оно больше походило на какой-нибудь городской особняк, чем на укрепленный деревенский замок. Часть фасада заросла плющом.

Анн долго рассматривал красивое здание, казавшееся нежилым. Чем еще оно может быть, если не жилищем сеньоров де Невилей? Была ли тут хоть раз его мать? Отражалось ли в воде этих рвов ее лицо?.. Он отогнал эти мысли. Сейчас пора не мечтаний, а действий. Пора исполнить обет, принятый у Гроба Господня!

Посреди площади на довольно высоком основании стоял железный кованый крест. Анн проворно взобрался на него и громко заговорил, обращаясь к крестьянам:

– Друзья, послушайте! Меня зовут Анн Иерусалимский. Если я ношу столь гордое имя, то лишь потому, что оно было дано мне самим Господом на Масличной горе, в день Пасхи…

Гул голосов стих, люди подошли поближе.

– И возле Гроба Господня я дал торжественную клятву Богу: вернуться во Францию, чтобы избавить королевство от англичан, терзающих его так давно. Поможете вы мне в этом деле?

Анн умолк в замешательстве. Вместо воодушевленного «да!», на которое он рассчитывал, ответом ему была лишь мертвая тишина. Все как один смотрели на оратора, но лица слушателей выражали в лучшем случае подозрительность, а в худшем – враждебность. Анн был почти уничтожен их реакцией. Неужто жители Невиля благоволят англичанам?

Несколько крестьян отделились от остальных. Их предводитель, дюжий бородач, настоящий великан, вырос перед Анном.

– А не слишком ли ты молод, чтобы вернуться из Иерусалима? Может, скорее, ты приполз из Лондона?

Анна окружила угрожающая толпа. Ничего не понимая, он спустился с креста, чтобы объясниться:

– Но я же говорю вам, что англичане…

Он хотел уйти, но ему не давали прохода. Выбора не оставалось. Он проложил себе путь с помощью дубинок, стараясь бить не слишком сильно. Бородач сграбастал его за шиворот и приподнял над землей. Анну ничуть не хотелось драться с этим здоровяком, заподозрившим, что он англичанин, но иначе было нельзя. Ударом по предплечью молодой человек заставил своего противника разжать пальцы. После второго, нанесенного в грудь, тот рухнул на колени, но все еще не унимался, поэтому Анн треснул его по макушке и оставил оглушенным в пыли.

Поражение бородача вызвало настоящий бунт. На чужака набросились все, включая женщин. Не мог же Анн отлупить всех этих людей! Он попытался вернуться к кресту и взобраться на подножие, где оказался бы под Божьей защитой, но ему не позволили этого сделать. Он уже выронил одну из дубинок и подвергался нешуточной опасности быть разорванным в клочья, как вдруг раздался низкий, властный голос:

– Стойте!

Все застыли как по волшебству. Человек лет пятидесяти, одетый в черную сутану, решительно проложил себе путь сквозь толпу. Он был высок ростом, с очень густыми бровями и волосами, посеребренными сединой. Анн вновь повязал себе на шею серый лоскут, сорванный в потасовке, и подошел к нему.

Ему редко встречался человек столь внушительного вида. Незнакомец был выше его ростом, худой и прямой; трудно было выдержать взгляд его светло-голубых со стальным отливом глаз.

– Я отец Сильвестр, здешний священник. А вы, сын мой, значит, пришли из Иерусалима?

– Да, святой отец. И я не поздравляю вас с гостеприимством ваших прихожан!

– Оставьте вашу язвительность при себе и лучше расскажите о Масличной горе, где вы, по вашим словам, побывали.

– Так вы мне тоже не верите?

– Отвечайте!

Анн с яростью выдохнул воздух.

– Надо выйти из Иерусалима через восточные ворота, затем перейти Кедрон по мосту, который ведет к Иерихонской дороге. Там и будет Масличная гора. Вам этого довольно?

Нет. Скажите, что вы почувствовали в своем сердце, когда поднялись на Масличную гору?

– Разочарование, святой отец. Я думал, что увижу большой оливковый сад, а это оказалось всего лишь предместьем Иерусалима. Там одни только дома и почти нет деревьев.

Отец Сильвестр кивнул.

– В молодые лета я тоже ходил в Иерусалим и испытал те же чувства. Идемте, сын мой, нам есть о чем поговорить…

Анн прошел сквозь толпу, покорно расступившуюся и неожиданно молчаливую, и направился в церковь вслед за кюре. Когда дверь за ними закрылась, юноша не смог сдержать горечи.

– Кто эти люди, святой отец? Я призываю их к борьбе против англичан, а они обвиняют меня в том, что я, дескать, сам англичанин!

– Надо понять их. Сейчас много шпионов развелось в округе. Они нарочно ведут подстрекательские речи против захватчиков, чтобы сторонники дофина выдали себя.

– И вы тоже считаете, что я похож на шпиона?

– Вообще-то… У вас и повадки, и выговор не местные. Впрочем, вы – любопытное создание Божье. Я бы и сам не прочь узнать, кто вы такой!

Анн вдруг почувствовал себя ужасно уязвленным. А он-то думал поднять народ одной силой своего красноречия: как же он был наивен! Он ответил несколько сухо:

– Если не возражаете, я бы хотел сохранить это при себе.

– Боюсь, вы не поняли. Мне необходимо знать это ради нашей общей безопасности. Вы побывали в Иерусалиме, это несомненно. Но Град Святой не заповедан и нашим врагам, насколько я знаю.

– Тогда я открою вам себя на исповеди. Хочу, чтобы вы были связаны ее тайной.

Невильский кюре согласился. Он перекрестил своего юного собеседника, и Анн опустился на колени. Он не утаил ничего. Когда юноша умолк, священник оставил свой властный тон, которым говорил прежде.