Уйти, чтобы не вернуться - Игорь Чужин Страница 55

В пятнадцатом веке на Руси широко бытовала практика набора учеников из нищих семей «за еду и науку». Семьи на Руси были большими, и родители с радостью избавлялись от лишних едоков, которые были в состоянии хоть как-то себя прокормить. Поэтому стоило нам объявить об открывшихся вакансиях, как уже на следующее утро у мастерской собралась толпа претендентов на место ученика. Мы с Расстригой отобрали десятерых ребят постарше и посообразительнее, после чего отправили их по домам, чтобы они привели родителей для оформления договора. К вечеру все формальности были завершены, и ученики с вещами переселились в мастерскую.

Командовать бандой малолеток были поставлены братья Лютые, уж очень прозвище у них было подходящее для этой цели. Я поначалу серьезно опасался мальчишечьей вольницы, сам в детстве был оторви да брось, однако быстро выяснилось, что в пятнадцатом веке молодежь намного дисциплинированнее. Уважение к старшим на Руси прививалось с младых ногтей, а про правозащитные организации никто даже не слыхивал, поэтому меры воспитания были простыми, но весьма эффективными. Нерадивого ученика мастер мог и насмерть запороть за непослушание, хотя народ меру знал, и такое случалось очень редко.

Главным стимулом в работе являлась трехразовая кормежка, о которой в своих нищих семьях пацаны могли только мечтать, а потому проявили завидное рвение в учебе, чтобы не оказаться за воротами. Уже через неделю половина пацанов уверенно заняли рабочие места за верстаками и станками, а остальные из кожи лезли, чтобы за ними угнаться. Конечно, за молодежью нужен был глаз да глаз, чтобы они соблюдали технику безопасности и не поотрубали себе рук и ног, но выполнение рутинной работы им можно было доверить.

Не знаю, насколько я хороший педагог, вполне может быть, что мне просто повезло и к нам попали в основном самородки, но трое учеников проявили недюжинный талант к токарной работе и быстро разобрались, как пользоваться мерительным инструментом, шаблонами и калибрами. Эту троицу я и назначил бригадирами учеников первого новгородского ПТУ и поручил им подобрать еще пятерых толковых хлопцев из своих знакомых. Чтобы ученики не спали прямо на полу у станков, я заказал для них отдельную избу, которая всего за день была собрана «под ключ» из готового сруба бригадой плотников. Братья Лютые быстро организовали быт для своих подопечных по подобию того, к которому сами привыкли еще в Верее, и вскоре старый амбар окончательно превратился в маленький завод.

Благодаря совместным усилиям дела в мастерской пошли на лад, и колесное производство постепенно встало на поток. 25 апреля нам удалось выставить на продажу первую партию тележных колес, которая сразу разошлась по покупателям, и наша фирма наконец вышла из глубокого финансового кризиса. О нашем товаре мгновенно узнали перекупщики и зачастили в мастерскую, предлагая выкупить весь товар, но я подписывался только на ограниченные партии, чтобы прощупать конъюнктуру рынка, отпугивая возможных кидал пятидесятипроцентной предоплатой на запуск производства.

Наша жизнь понемногу начала налаживаться, и я даже начал строить планы на будущее, прикидывая различные варианты своей легализации, но конкретных решений не принимал, дожидаясь открытия навигации на Волхове и возвращения в Новгород Еремея Ушкуйника.

Закончился сумасшедший апрель, заполненный под завязку делами и заботами, и наступил май. Снег окончательно сошел, в полях зазеленела трава, а на деревьях появилась молодая листва. Наша жизнь окончательно вошла в спокойную колею, и бесконечные авралы канули в Лету. Все бы ничего, но в полдень 3 мая ко мне в комнату вбежала перепуганная до смерти Машка и прямо с порога прокричала:

– Александр Данилович, спрячь меня, пожалуйста! Они за мной пришли, они меня ищут!

– Кто они и кто тебя ищет? – удивился я.

– Дружинники боярича, которые меня у Садко купили! Это они скоморохов убили и меня снасильничали, а теперь вызнали, что я живая осталась, и убивать меня пришли!

До этой минуты я не был в курсе всех подробностей побега Марии, потому что до поры решил не донимать девушку расспросами, опасаясь за ее психическое здоровье, да и дел у меня было по горло. Своим бойцам я тоже строго-настрого запретил беседовать с Марией на эту щекотливую тему, а потому сейчас оказался в полном замешательстве. Сам не знаю почему, но я не удосужился сопоставить очевидные факты и был абсолютно уверен, что избили и изнасиловали девушку скоморохи. В результате этой промашки заявление Марии о пришедших по ее душу дружинниках какого-то боярича стало для меня весьма неприятной неожиданностью.

– Мария, успокойся и расскажи толком, что случилось. Разве не скоморохи тебя обидели и хотели убить?

– Нет, Александр Данилович, Садко меня сманил убежать в Литву, где обещал на мне жениться. Вот я, дура, и поверила его сладким речам, а он меня обманул и продал людям новгородского боярича. Потом у них спор какой-то вышел, и боярский воевода приказал убить скоморохов. Воевода самолично Садко голову срубил, а его вои меня избили и снасильничали. Особливо Малюта надо мной изгалялся и зарезать хотел, только воевода решил, что я и так помру. Я когда стираное белье во дворе вешала, то увидела, как этот Малюта со своим товарищем на постоялый двор вошел и спрашивал привратника про гишпанку! Они за мной пришли, они меня ищут! – всхлипывая, ответила Мария.

– Сиди здесь и дверь никому, кроме меня, не открывай, а я пойду посмотрю на этого Малюту. Какой он из себя?

– Его легко узнать, он в кольчуге, и шапка у него красная, куницей отороченная. Дружок евонный в жупан литвинский одет!

– Все ясно, а ты пока сиди тихо как мышь! Я пойду разберусь с гостями дорогими, должок за ними числится, да и вопросов у меня к ним целая куча накопилась!

Выйдя из комнаты, я направился во двор и прямо на крыльце гостиной избы столкнулся с обидчиками Марии. Крепкий парень в кольчуге о чем-то оживленно беседовал с приказчиком хозяина, а его спутник стоял поодаль и в разговор не вмешивался. Я с отсутствующим выражением лица прошел мимо и свернул за угол гостиной избы, где сразу уселся на завалинку, делая вид, что греюсь на солнышке, и стал подслушивать.

– Значит, говоришь, не останавливалась у вас гишпанка? – услышал я голос Малюты.

– Нет, не было такой. У нас постоялый двор для простого люда, а немцы в Новгороде останавливаются. Пойду я, меня хозяин зовет. Я здесь с вами лясы точу, а у меня дел невпроворот, – закончил разговор приказчик, и я услышал, как хлопнула дверь.

– Говорил я тебе, Малюта, что зря мы ноги бьем, не могла гишпанка в такой дыре остановиться! Давай вернемся лучше в усадьбу, там уже и обед готов, а то с утра бегаем голодными, как собаки непривязанные, – раздался голос второго визитера.

– Егорий, тебе бы все жрать да спать! С меня спрос будет, а ты в стороне окажешься! Боярич словно взбесился, гишпанку свою ненаглядную найти требует. А как боярич прознает, что мы казну скоморошью меж собой поделили? Опасаюсь, что одними батогами мы тогда не отделаемся!

– Дык воевода больше половины казны себе забрал, а мы остаток на четверых поделили. Если боярич про казну прознает, то и воеводе достанется на орехи. Нет, не выдаст нас воевода!