Девочка по имени Зверек - Маргарита Разенкова Страница 56

Разгоряченная не на шутку Гюльнара, подбежав к постели Шакиры, схватила лежащего на подушке глиняного верблюжонка и, размахнувшись, бросила его о стену. Игрушка разлетелась на осколки. Сердце Шакиры вспыхнуло от обиды («Это уж слишком! Погоди же!»), и она не стала сдерживаться:

– Ну хорошо! Я могу рассказать, что произошло! Ты ведь не плетки боишься, ты бесишься, что не тебя он выбрал! Что ты оказалась недостаточно хороша для него в этот вечер!

На секунду воцарилась звенящая тишина – а затем Гюльнара с яростным воплем налетела на нее, вцепилась в волосы, расцарапала щеки. Было ужасно больно и стыдно, а сердце просто заходилось от злости! Но Шакира нашла в себе силы оттолкнуть нападавшую и громко закричала (не без тайной мысли привлечь внимание стражи):

– Оставь меня в покое!!!

Через мгновенье в гарем ворвались евнухи, и на пороге стоял бесстрастный Хафиз. Гюльнара, конечно, уже пришла в себя, но было поздно – Хафиз сделал знак, и евнухи оттащили ее от Шакиры и поволокли во двор. Все припали к окнам: кто с ужасом, кто с любопытством, а кто и со злорадством. Одна Шакира осталась растерянно сидеть на своем месте, держась за голову и утирая кровь со щек. Через минуту, когда Гюльнару уже вывели и привязали к позорному столбу, что так зловеще возвышался в углу двора, к Шакире поспешно присоединилась Аиша:

– Не могу на это смотреть!

– Ее накажут? – с ужасом спросила Шакира.

– Ее уже наказывают. – Аиша зажала уши ладонями.

Свист бичей – и со двора дико закричала Гюльнара. Закричала совсем не так, как она орала на Шакиру, а бесконечно жалобно и надрывно! А свист бичей не прекращался: евнухи не жалели сил.

Привязанную Гюльнару оставили еще на некоторое время у столба. В назидание остальным. Затем позволили увести, и девушки перетащили ее в покои. Несчастная едва передвигала ноги и непрерывно стонала. Платье на ее спине было разодрано, и красные поперечные полосы на коже сочились кровью.

Хафиз позвал ту самую старуху, которая осматривала Шакиру в темнице, и та принесла воду в тазу, и травы, и специальные губки, чтобы лечить исполосованную Гюльнару. Главный евнух повернулся к Шакире. «Теперь моя очередь?!» – похолодела она. Но он лишь осмотрел щеки, немного брезгливо поворачивая ее лицо пальцами за подбородок, да кивнул на старухины тазы:

– Умойся.

И ушел, ворча себе под нос:

– Расцарапанные щеки… Кто теперь будет петь перед гостями, безмозглые созданья?! Всех бы повысек!

* * *

Шакира была уверена, что никто из девушек больше не обмолвится с ней ни словом, не подойдет даже близко! Как бы не так! Именно она, к своему неописуемому удивлению, приковала к себе всеобщее внимание. Ей даже стали подчиняться! Особенно усердствовала Биби. Хотя и Сулейма по-прежнему пользовалась авторитетом среди подружек. «Гадюшник», – вспомнила Шакира, но своим неожиданным влиянием пользовалась (и с удовольствием!) хотя бы для того, чтобы держать всех на некотором расстоянии от себя.

Было ли ей жалко Гюльнару? Пожалуй, нет. Кто бы жалел саму Шакиру, случись с ней такое? Тоже – никто! Шакира особо и не нуждалась в подружках. Так ей самой казалось. Она и дома-то была, как говорится, себе на уме, а уж здесь!.. Она сомневалась даже в Аише, бывшей с ней всегда деликатной и доверительной. Девушки в гареме часто между собой секретничали, и это было тем более удивительно, что ни одна из них не доверяла другой в полной мере. Но со временем Шакира тоже стала испытывать нестерпимое желание поделиться с кем-нибудь своими мыслями и чувствами. Что-то, пусть и немногое, «доставалось» Аише, а кое-что, когда Шакира осмеливалась, – Хафизу. «Вот я привыкаю и меняюсь, как и предрекал Хафиз», – грустно думала она.

Она часто заставала его во дворе у бассейна с рыбками. Когда он спит?

– Хафиз, что теперь с нами будет – с Гюльнарой и со мной?

– Ничего. Ни с ней, ни с тобой. Ты, когда заживут щеки, опять будешь петь господину и его гостям, а она… Будет долго выздоравливать, но потом все станет по-прежнему.

– Господин не продаст нас?

– Зачем? – удивился Хафиз. – Просто вас приходится воспитывать!

– Но я же не виновата!

– Кому интересно разбираться, что тут у вас происходит?! Вы должны быть красивы, веселы и здоровы. Вот и все!

* * *

В один из жарких дней девушки собрались в купальню. Спрятанная в самой тенистой части сада и огороженная высокой стеной с узкой галереей по верху, купальня была сказочно уютна.

Евнухи, впустив их внутрь, тут же скромно удалились. И девушки, весело щебеча и подталкивая друг дружку, стали раздеваться. Здесь они, кажется, были предоставлены самим себе.

Шакира разделась до нижней тонкой рубашки, уселась на край купальни и стала болтать в воде ногами, подобрав подол повыше к коленям. Аиша улеглась рядом с нею на подушки, и они стали болтать обо всем, что приходило в голову. На душе Шакиры было спокойно: постепенно все становилось привычным. И если бы не двойственность ее положения (певица она или наложница?), быть может, она и вовсе успокоилась бы.

– Аиша, – вдруг пришло ей в голову, – а куда подевалась Тина?

Подружка повернулась к ней и привстала на локте:

– Может, заболела? Я не знаю. Давай спросим у Сулеймы! Только ты молчи, а я попробую расспросить.

Они перешли на другую сторону купальни и подсели к Сулейме, занятой плетением цветочной гирлянды. Аиша вкрадчивым голосом восхитилась гирляндой, попросила сплести и ей такую же, потом повздыхала насчет сильной жары и вскользь предположила, что на такой жаре недолго и разболеться и что, видимо, с Тиной уже что-то произошло…

Сулейма насмешливо отозвалась, не отрываясь от своей гирлянды:

– Хотите спросить про Тину?

– Ты ведь, конечно, все знаешь? – Аиша старалась не демонстрировать явного интереса.

– Знаю. Она забеременела.

Шакира и Аиша ошарашенно переглянулись, а Сулейма явно наслаждалась произведенным эффектом.

– Что же вы умолкли? – ехидно спросила она. – Разве это что-то необычное, что может произойти с женщиной? – И насмешливо добавила: – Даже с вами.

Подруги не находили что сказать, а Сулейма закончила:

– Чтобы вы знали и больше не спрашивали: если Тина родит мальчика, господин никогда с ней не расстанется, а если девочку – тут уж как ей повезет! Больше я ничего не знаю: наложница, ждущая ребенка от господина, живет отдельно. У нее свои слуги и повитуха.

Она встала, стряхнула с рубашки лепестки цветков и прыгнула в воду. Рубашки для купания были такими тонкими, что в воде, намокнув и прилипнув к телу, становились совершенно прозрачными. Зато быстро сохли, и в них было совсем не жарко. Сулейма искупалась и выбралась на борт, демонстрируя свои прекрасные формы. Поразмышляв немного о судьбе Тины, Шакира тоже было собралась спуститься в воду, но тут, к своему ужасу, обнаружила, что на галерее над купальней стоят господин и главный евнух! Все остальные девушки, как видно, не находили ничего особенного в том, что за ними наблюдают эти двое мужчин, но не Шакира! «Не буду купаться», – тут же решила она.