Книга нечестивых дел - Элль Ньюмарк Страница 58

Глава XX Книга Франчески

— Скучал по мне? — Марко неожиданно обрадовался моему появлению, хотя никогда бы в этом не признался. — Ну как там Рим?

— Загнивает.

— А дома все кажется тебе хорошим?

— В Риме хуже.

— Ни за что не поверю.

Мы сидели рядом с каналом на тихой улочке, ведущей к Риальто. Выполнив задания на кухне, я принес Марко кусочек своего сырного пирожного. Выслушал восторженную похвалу, но не признался, что это дело моих рук. Мне было стыдно, что мое положение улучшилось, а он так и прозябал в бедности. И не сказал, что меня повысили и сделали овощным поваром. Марко и без того мне завидовал.

— Слушай, дурья твоя башка. — Он говорил с набитым моим пирожным ртом. — Я перебросился словечком кое с какими людьми по поводу снадобий, хранящихся в шкафу твоего старшего повара. Помнишь тот злак, который будто бы нигде не растет? Так вот, он растет и его можно купить прямо в Венеции, если есть достаточно денег и знаешь, где искать.

— Ты имеешь в виду амарант, болваний лоб?

— Да. Можешь догадаться, для чего его употребляют?

— Добавляют в хлеб.

— Это он хочет, чтобы ты так думал. Амарант называют листом бессмертия. Здесь не обошлось без магии.

— Марко, это просто смешно, — возразил я и поежился, вспомнив, как переписчик посмеялся над тем, что лист бессмертия бесследно сгинул, в то время как в подвале старшего повара хранится целый мешок этого растения. Марко был прав, амарант можно достать. Я решил, что моего товарища необходимо чем-то отвлечь. — Знаешь, что есть у Борджа на кухне?

— Не увиливай, — презрительно посмотрел на меня Марко. — Я говорил со многими и могу тебе сказать, что древние греки знали, как с помощью амаранта продлить жизнь. — Он угостил меня подлым тычком в бок. — И твой старший повар наверняка в курсе.

— Господи, Марко, ты видел, чтобы кто-нибудь из бессмертных греков разгуливал по улицам?

— А как бы я их узнал? — наморщил он лоб. — Но это не все. Опиум не для супа. Он сильное болеутоляющее, и его можно приобрести в аптечных лавках. Но некоторые пользуются им для удовольствия и не могут остановиться, пока он их не убьет. Опиуму не место на кухне.

Черт! Я всегда восхищался находчивостью Марко, его умением раскапывать то, что ему требуется, соединять отдельные крупицы сведений воедино и использовать к своей выгоде. Но, вооруженный этим даром, он начал выведывать секреты старшего повара, и это меня пугало.

— Ты не понимаешь, о чем говоришь, — буркнул я.

Марко, откинувшись назад, оперся на локти.

— Думай как угодно. Но у твоего старшего повара рыльце в пушку и я хочу понять, в чем дело.

— Марко…

— Открой глаза! Он что-то знает о книге и непременно попадется. «Черные плащи» рыскают повсюду. — Мой товарищ выразительно провел ладонью по горлу. — Но мы незаметны, Лучано. Мы никто. Если отыщем книгу, то сможем с ней скрыться. Окажем твоему старшему повару услугу. Если он покупает опиум, то не такой уж он невинный.

У меня похолодело в животе. Франческа решила, что опиумный суп — шутка. А синьор Ферреро так мне и не объяснил, каким образом пользуется этим ингредиентом. Если опиуму не место на кухне, зачем он его держит? Неужели у хранителей иные, более темные цели, чем те, о которых он мне рассказал? И он собирается втянуть меня в какое-то грязное дело? Но для чего бы ему ни требовался опиум, я не мог позволить, чтобы Марко заметил мое смущение, и сказал:

— «Черные плащи» не интересуются старшим поваром, и тебе нечего нос совать.

— Большая шишка? — покосился на меня товарищ. — Большая шишка знает все, чем интересуются «черные плащи». Слушай меня внимательно, синьор Большая Шишка. Я добуду эту книгу — с тобой или без тебя. — Он щелкнул себя по подбородку.

— Марко, я понятия не имею, что нужно «черным плащам», но это был не амарант. Я переписал слово «аманита» — обычный гриб. А опиум он держит от боли. У него случаются приступы мигрени.

— Я на это не куплюсь. Ты по-прежнему защищаешь своего старшего повара, раб.

— Раб? — Почему он обращается со мной подобным образом? — К твоему сведению, меня повысили и сделали овощным поваром. — Я тут же пожалел о своей болтливости, но было поздно.

Марко сковырнул болячку с руки.

— И когда же ты собирался мне об этом сообщить? А я считал, что мы с тобой партнеры.

— У нас для партнерства нет никакого повода. Старший повар ничего не знает об алхимии. А я тем более. Оставь меня в покое, ты стал невыносим.

Когда я уходил, он крикнул мне вслед:

— Это еще не конец. Ты мой должник, Лучано.

Меня разрывало желание сообщить Франческе о своем повышении, и я направился в ряд оливок. Овощной повар — это должно произвести впечатление. Я хотел посмотреть, как у нее удивленно поднимутся брови и на лице появится обворожительная улыбка, но вспомнил, что солгал, будто уже работаю овощным поваром.

Я застыл напротив ковровой лавки, стараясь придумать предлог, чтобы заговорить с ней. Внутри щелкал счетами хозяин, вычисляя стоимость покупки, а рядом стояла женщина и поглаживала рукой богато украшенную кайму. Этот купец каждый день разговаривал с женщинами, поскольку те хотели услышать о его коврах. А о чем хочет услышать Франческа?

О жизни.

Запертая в монастыре, она мечтает услышать о том, что творится в мире, и с интересом внимает слухам о книге — как дож стремится достичь бессмертия, а «черные плащи» хватают для Ландуччи людей. Я могу рассказать ей о своей поездке в Рим, где видел самого Борджа и леопарда на его кухне. Что-то подсочинить, чтобы произвести впечатление и удивить ее. Я понесся по ряду оливок, присматриваясь к людям перед каждым прилавком, но ее нигде не было. Может, она делает покупки в другом месте? Я проталкивался через прилавки торговцев рыбой, где в утренних лучах солнца сардины сияли словно серебряные монеты. Окунулся в толчею фруктового и овощного рядов, над которыми стоял аромат сада с привкусом соли. Здесь были все, кого можно встретить на Риальто: греки, германцы, турки, африканцы, арабы, люди с Востока — все, кроме Франчески. Вынырнув из сумрака улицы переписчиков, я вновь оказался в ряду оливок. Обманщица Венеция сыграла со мной свою шутку.

Понуро пройдя по шаткой деревянной набережной, я сел и стал рассматривать гондольера — его ярко-красную полосатую рубашку, — на фоне голубого неба ладью, плывущую по зеленой глади, прислушался к журчанию разрезаемой носом воды. Церковные колокола созывали верующих на позднюю утреннюю молитву. Поняв, сколько времени, я бросился на улицу пекарей и там увидел грузную мать-настоятельницу с незнакомой инокиней с одутловатым лицом и полной корзиной хлеба и булочек. Франческа, судя по всему, была все еще наказана за свое расположение ко мне.

Все поручения я выполнил, и мне захотелось узнать, где живет моя возлюбленная. Поэтому я решил последовать за монахинями.