Колонисты - Джек Кавано Страница 6

Филип поднес листок ближе к свету и принялся изучать свою родословную. Сведения о его предках были довольно скупыми. Энди Морган родился в 1611 году (день и месяц отсутствовали); скончался 24 сентября 1682 года. Энди и Нелл Морган имели троих детей: Кристофер родился в 1634 году, дата смерти отсутствовала; Люси появилась на свет в 1635 году и скончалась в 1704-м; Роджер родился в 1638 году, а умер то ли в 1701-м, то ли в 1702-м. Семья Филипа происходила от Роджера, младшего из детей Энди и Нелл. Роджер женился на Мэри Шепард (даты жизни отсутствовали) и прижил с ней троих детей — Томаса, Тимоти и Тайлера. Их первенец, Томас, приходился Филипу родным дедом. Филип привык думать о нем как о человеке эксцентричном. Томас Морган отчаянно кичился своим английским происхождением и без конца твердил о том, что намерен вернуться домой, на родину, — имея в виду Англию. Такая привязанность к Англии выглядела странновато, поскольку нога Томаса ни разу не ступала на британскую землю. Его жена Энн, бабушка Энн, умерла от оспы в тот год, когда их единственный сын Бенджамин в возрасте пятнадцати лет поступил в Гарвард. Томас полагал, что в могилу ее свела беспросветно тяжелая жизнь в колониях, и спустя месяц после похорон отплыл в Англию, к цивилизации, предоставив юного Бенджамина самому себе. Филип припомнил, как два года назад он случайно наткнулся на письмо, пришедшее из далекого английского города Эксетера; некий господин Хиггенботем извещал Бенджамина Моргана о том, что его отец тихо отошел в вечность в 1725 году.

На генеалогическом древе, на ветви, которая шла от Томаса Моргана и Энн Вестон, Бенджамин написал свое имя и имя своей жены Констанции. Под именами стояли даты рождения: его — 1682-й и ее — 1690-й. Оставил он и место для даты смерти. Филип взял перо и дрогнувшей рукой неловко вписал: 20 июня 1727 года. Рядом с именами Бенджамина и Констанции были изображены три ветви с именами детей — Филип, Присцилла и Джаред.

Молодой человек отодвинул в сторону родословную семьи Морган и взял в руки старый пожелтевший дневник, страницы которого были заложены листами с записями отца. Торопливый, путаный почерк и обилие восклицательных знаков свидетельствовали о том, с каким душевным волнением Бенджамин Морган читал этот документ. В нескольких словах отец пояснял, что дневник нашли на чердаке одного старого бостонского дома, стоящего на отшибе, близ причала. Хозяин дома — деловой партнер Бенджамина Моргана, — увидев знакомую фамилию, принес найденную им тетрадь отцу Филипа. Она принадлежала Энди Моргану, прадеду Бенджамина. На страницах своего дневника Энди Морган запечатлел историю становления колонии залива Массачусетс; несколько раз он упоминал и об английском городке Эденфорде, находящемся где-то в Девоншире. Однако в основном в дневнике говорилось о духовном становлении Энди Моргана; о том, как страстно он хотел, чтобы его дети следовали путями Господними. Бенджамин особо выделил то место, где фигурировала фамильная Библия Морганов. Дневниковая запись (Филип обратил внимание на то, что она была сделана за несколько недель до смерти Энди Моргана; ему шел семьдесят второй год) гласила:

«26 августа 1682 года

Вот уже семь лет минуло с тех пор, как мы не имеем никаких сведений о Кристофере. У нас почти не осталось надежды увидеть его живым. Последнее известие о нем мы получили из вторых рук незадолго до начала военных действий [5]. В то время мой дорогой сын проповедовал среди вампаноагов. Мы пребываем в полном неведении, что с ним сталось, здоров ли он, и можем быть уверены лишь в одном — его судьба в руках Божьих. Кристофер не страшится людей, способных убить его, ибо знает: душа его неуязвима. Горько сознавать, что он умер бездетным, не оставив сына, которому мог бы передать фамильную Библию в соответствии с моим напутствием, данным ему на церемонии. Но, быть может, я ошибаюсь, придавая такое значение материальному символу. Всевышнему не нужна запись, чтобы понять, кто следует Его путями. Мне же остается лишь уповать на то, что мои потомки никогда не утратят веру в Господа.

Последнее время Нелл чувствует себя неважно. Давно, очень давно, в те годы, когда мы еще были молоды, от рук злодеев трагически погибли ее горячо любимые отец и сестра, и теперь ей тяжело смириться с тем, что ее первенца, возможно, уже нет в живых. Господи, утешь ее!

А на днях мы узнали, что Люси опять беременна. Если Отец Небесный дарует малышу жизнь — трое детей моей ненаглядной девочки умерли в младенчестве, — это будет ее двенадцатый ребенок. Наша милая Люси изрядно потрудилась, приумножая благочестивый род Синклеров.

Я не перестаю молить Господа, чтобы Он вразумил меня и помог быть терпимее к Роджеру. Почти ни в чем мы не можем прийти к согласию, идет ли речь о земной жизни или о мире ином. Открой его глаза, Боже. Научи ценить не одни лишь материальные блага».

Прочитанное взволновало Филипа не только как ученого. Этот дневник не просто часть истории Массачусетса, он — часть истории его семьи. Человек, чья рука сорок пять лет назад вывела эти строки, был его предком!

Бумаги, вложенные в дневник, имели самое непосредственное отношение к поискам потерянной Библии, предпринятым Бенджамином Морганом. Здесь находились черновики его собственных писем к двоюродным братьям и сестрам Филипа, детям Тимоти и Тайлера Морганов. Сама переписка, по-видимому, хранилась в одном из ящиков письменного стола. Бенджамин просил племянников сообщить ему все, что они знают о судьбе пропавшей Библии. В ответных посланиях говорилось следующее: о фамильной Библии частенько упоминал дедушка Роджер, когда был пьян и зол. Один из племянников вспомнил, как старик костерил своего брата, называя его Иисусом племени наррагансетов и апостолом резерваций. На этом письме рукой отца была сделана приписка:

«Я уверен: Библия Морганов уцелела! Гипотеза. Кристофер Морган учил индейцев чтить Господа и уважать Его Слово. Неужели ученики после смерти учителя не сохранили его Библию как величайшее сокровище? Чтобы проверить это, я отправлюсь в резервацию наррагансетов и узнаю, не там ли хранится символ духовного наследия моей семьи».

Молодой человек судорожно втянул в себя воздух. Что ж, дело отца стало его делом. Он сдержит свое слово. Но чем больше Филип думал об этом, тем сильнее теснила его грудь тоска и тем обильнее выступал на лбу холодный липкий пот.

Ух ты, да у него мушкет! — восторженно выдохнул Уилл. Радостно приветствуя друга, Уилл Хопкинс и Томас Чакерс вышли из тени деревьев. Луна осветила своим неверным, причудливым светом фигуры трех мальчиков.

— Порох взял? — спросил Чакерс, заметив на поясе Джареда пороховницу, и деловито добавил: — А пули?

— Ясно дело взял, дурья ты башка! — возмутился Джаред. — Кому нужен мушкет без пуль?