Флэшмен под каблуком - Джордж Макдональд Фрейзер Страница 62

– Две недели, – он буравил меня глазами. – А если интересно где, то скажу, что координаты «Королевы Сулу» составляют примерно десять градусов южной широты семьдесят градусов восточной долготы, и идет она курсом зюйд-зюйд-вест. – Потом с горечью добавляет: – Ну что мне оставалось делать, раз уж эти дураки выловили тебя из воды? Оставить умирать от гангрены? Обращаться с тобой так, как ты того заслуживаешь? Ха! Это единственная вещь, которая мне не подвластна!

Еще не отойдя от долгого пребывания в беспамятстве, я не понимал его толком. На момент последней нашей встречи мы находились в более-менее дружеских отношениях, но с тех пор он сделал попытку убить меня, украл мою жену и вообще оказался одним из главных пиратов Востока, а это, конечно, существенно меняет дело. Я пытался привести в порядок свои мысли, но без успеха. Похоже, он жутко злится из-за того, что, Б-г знает почему, был вынужден отказаться от своего намерения дать мне подохнуть от яда. Тут даже не знаешь, что сказать, поэтому я промолчал.

– Тебе не сложно догадаться, почему ты жив, – говорит Соломон. – Это из-за той, чьим мужем ты был.

На ужасный миг я понял его так, что она мертва; потом смекнул: этот мерзавец намекает, что отнял ее у меня и сделал свое черное дело. При одной только мысли о том, как этот подлый пират, это восточное отребье, лапает мою крошку Элспет, растерянность и испуг покинули меня, излившись в ярость.

– Гнусный лжец! Это я ее муж! Она – моя жена! Ты украл ее, грязный пират, и…

– Украл? Ты хотел сказать, спас! – Глаза его сверкали. – Избавил ее от человека – нет, от скота, не достойного даже целовать ей подошвы! О, разве можно говорить о краже, когда отбираешь жемчужину у свиньи, оскорбляющей ее даже одним своим прикосновением, обращающейся с ней, как с какой-то наложницей, предающей ее…

– Неправда! Я…

– Разве я не видел все собственными глазами? Ты совокуплялся с той шлюхой в собственной моей библиотеке…

– Гостиной…

– С этой распутницей Лейд. Разве не твое имя стало в Лондоне нарицательным для обозначения похоти и греха, разврата и порока?

– Да никоим образом! Я никогда…

– Насильник, лжец, хам и развратник – вот от кого я спасал эту милую, отважную женщину. Я избавил ее от ада жизни с тобой…

– Да ты спятил! – прохрипел я. – Ей и в голову не приходило, что это ад! Она любит меня, будь ты проклят, как и я люблю ее…

Звонкая пощечина впечатала мою голову в подушку, и мне хватило ума оставаться в том же положении, поскольку на него страшно было смотреть: весь трясется, губы дрожат.

– Да что ты вообще знаешь о любви? – кричит. – Если еще раз с губ твоих посмеет сорваться это слово, я зашью их тебе, но сначала суну в рот скорпиона!

Ну коли так, спорить далее бесполезно. Я лежал, стоная, он тем временем овладел собой и продолжил, уже спокойнее:

– Любовь существует не для животных вроде тебя. Любовь – это то, что я почувствовал – в первый раз в жизни – тем вечером в «Лордс», когда увидел ее. С тех пор я понял так же верно, как то, что нет Бога, кроме Аллаха, так и для меня нет другой женщины, которую я готов обожать всю свою жизнь, жизнь, не имеющую без нее смысла. Да, теперь я знаю, что такое любовь.

Он глубоко вздохнул, весь дрожа. «Святой Георг, – думаю, – да это же сумасшедший!» Дон помолчал с минуту, потом снова забормотал, словно поэт после опиума.

– С того мгновения она заполнила мою жизнь, всю без остатка. Но то была чистая любовь – Элспет осталась бы для меня священна, будь она замужем за человеком, достойным ее. Но когда я узрел правду – что ей суждено было сделаться жертвой худшего из мерзавцев, – он метнул в меня испепеляющий взгляд, – я спросил себя: неужто моя жизнь, как и ее – бесконечно более ценная – должна быть разрушена глупым обрядом, который, кстати сказать, для меня ничего не значит? О да, я джентльмен, воспитанный на английский манер, в английской школе – но я также и потомок царственного рода Магандану, ведущего происхождение от самого Пророка. К тому же еще и пират в том смысле слова, что вы используете на Западе. С какой стати должен я уважать ваши обычаи, если способен предложить ей судьбу, настолько превосходящую жизнь с тобой, насколько звезды выше болота? Чего ради я колеблюсь? Мне по силам сделать ее королевой, избавив от необходимости быть собственностью пьяного развратника, женившегося на ней только под дулом пистолета!

– Это не честно! Она была ч-ки рада заполучить меня, и если этот подлый старикашка Моррисон утверждает иное… Не бей меня! Я же раненый!

– Ни единого слова, ни единого жалобного жеста с ее стороны! Ее верность, как и все в ней – совершенна, даже по отношению к такому червю, как ты! Но я-то знал и решил спасти ее для любви, достойной ее. И во имя нас обоих я стал терпеливо, осторожно претворять в жизнь свой замысел. Пыткой было пользоваться этим наивным простодушием, но я понимал, что придет время и она будет благословлять меня за эту хитрость. Я готов был пожертвовать всем – что мне эти миллионы? Я, человек наполовину Востока, наполовину Запада, решился ради нее поставить себя вне закона, отречься от цивилизации. Я подарю ей трон, состояние и… истинную любовь. У меня еще осталось мое восточное королевство, и она разделит его со мной.

«Ага, – думаю, – и ты вовсе не рад будешь видеть меня там в качестве посла Британии». Но благоразумно молчу. Он же расхаживает по каюте, продолжая трепаться и принимая по ходу дела все более властный вид.

– И я забрал ее и сражался за нее с этим злобным фанатиком Бруком! О, слишком часто он повадился на Борнео, прикрываясь своим лживым благородством и обещаниями. Да это пират почище нас всех! Без сомнения, он ухватился за благовидный предлог и явился снова, чтобы разорять и жечь, чтобы резать наших людей, – Соломон пришел в настоящее исступление и размахивал руками. – Какое ему дело до нас? Кто дал ему право воевать с нами и нашим образом жизни? Да я сожрал бы его флот живьем, если бы не Пейтинги! Вышло же так, что я спрятался в притоке и проскользнул у него за спиной, уведя только одно это судно. Ему кажется, что с Сулейманом Усманом покончено, да? Это мы еще посмотрим: пусть только сунется в Малуду, когда я вернусь туда!

Он еще немного порасхаживал, кляня Брука, потом повернулся ко мне.

– Но теперь не до него. Пока. В отличие от тебя. Ты здесь, и присутствие твое обременительно. – Дон замолчал, задумчиво глядя на меня. – Да… тебе следовало умереть.

Я молил Б-га отвратить Соломона от этих мыслей, поскольку понимал, к чему они клонятся. Передо мной стоял вовсе не дон Соломон с Брук-стрит, по крайней мере не тот, каким был раньше – он превратился в злобного аборигена, рыскающего в поисках добычи на корабле, унизанном черепами, я же в его глазах – докучный супруг, вот и весь сказ. Помимо прочего в голове у него винтиков осталось не больше, чем у пьяного сапера – это явствовало из бреда насчет того, как он боготворит Элспет, не может жить без нее, сделает, мол, королевой. Вот-вот. Над этим стоило посмеяться, не будь его слова правдой. Надо признать, если человек крадет замужнюю даму и вступает в войну из-за нее, вряд ли возможно объяснить его действия простым мимолетным увлечением.