Гиблое место - Сергей Шхиян Страница 64

— Зачем тебе моя откровенность, когда ты сама знаешь, о чем я думаю.

— Вот именно, я все знаю, но хочу, чтобы ты доказал мне свою искренность.

— Ладно, пусть будет по-твоему, искренность так искренность. Я несколько раз тебе изменил.

— Знаю, — неожиданно жестко сказала жена. — Все вы… я даже знаю, с кем. Но сейчас речь не о том, отвечай, куда ты дел саблю?!

— Да что ты ко мне прицепилась с этой саблей! — вспылил я, окончательно теряя терпение. — Не суй свой нос в мои дела!

— А, ты так! — пронзительно закричала она, наливаясь гневом. — Не хочешь по-хорошему, скажешь по-плохому! Взять его!

Лицо жены исказила гримаса неподдельной ненависти. Она готова была испепелить меня взглядом. Зубы хищно оскалились. Потом она перевела взгляд мне за спину, на двери. Я оглянулся, но ничего не успел рассмотреть. Все произошло мгновенно. Быстрая темная тень обрушилась на голову, и все померкло.

Очнулся я довольно скоро. Во всяком случае, за окном по-прежнему был ясный день. Руки и ноги мне больно стягивали веревки, в рот был засунут кляп, сделанный из каких-то вонючих тряпок, раздиравших губы. Щека лежала на светлом, шершавом дереве недавно постеленного пола. Я попытался пошевелиться, но не смог. Связали меня основательно. Вывернув голову, я осмотрелся. В комнате никого не было.

Теперь, когда ситуация сделалась форс-мажорной, у меня стало легче на душе. Было хотя бы ясно, что Аля по каким-то обстоятельствам переметнулась в стан врага. Предполагать можно было что угодно, но, самое вероятное, ее чем-то шантажируют. Скорее всего, ребенком. Отсюда непонятная сдержанность, почти враждебность и упорный интерес к сабле, за которой охотятся «сатанисты». Бедную девочку так прижали, что она пошла на прямое предательство.

В памяти всплыли ее слова о том, что наш сын находится у мифических «родственников». Теперь я догадался, кто они, и чем можно заставить женщину предать мужа. Мне следовало понять это раньше, а не обижаться на ее мнимую холодность и, тем более, не обижать любимую грубостью.

Лежать было неудобно, и я попытался найти более удобное положение для тела. Извиваясь, я прополз несколько сантиметров по полу, что позволило расширить обзор. Теперь я видел почти всю комнату.

Руки и ноги уже затекли так, что почти не чувствовались. Веревки, которыми меня связали, были из грубой пеньки и довольно толстые. Это, в принципе, было лучше, чем тонкие шнуры, которыми можно совсем прекратить кровоснабжение конечностей. К сожалению, в комнате не было ничего, обо что можно было бы перетереть путы. Пока я был без памяти, отсюда вынесли всю мою амуницию и оружие. Мне оставалось терпеливо ждать развития событий и быть готовым воспользоваться любым подвернувшимся шансом.

Особой тревоги я пока не испытывал. В конце концов, мне удавалось выкручиваться и не из таких ситуаций. Уже то, что рот мне заткнули кляпом, говорило, что мои противники не полностью контролируют ситуацию и кого-то опасаются. Экономя силы и нервы, я расслабился и сделал попытку уснуть. Это, конечно, не удалось, но лежать на голых досках пола стало не так жестко.

В любом случае, проиграв первый раунд и получив чем-то тяжелым по голове, второй я выигрывал: не запаниковал, понял, откуда растут у осла уши, и не проклял жену. Возвращать добытую, можно сказать, в неравном бою, саблю, которая к тому же находилась в нашем времени, в стенном шкафу у моей соседки по лестничной площадке, я не собирался ни под каким видом. В любом случае сабля являлась залогом моей жизни. Пока мои смертельные враги ее не найдут, меня не убьют.

Мои пленители, между тем, все не давали о себе знать и, как это ни парадоксально в такой ситуации, я по-настоящему заснул. Разбудил меня резкий, какой-то металлический мужской голос.

— Вы его случаем не убили?

— Живехонек был. Поди, прикидывается или просто заснул, — ответил другой, тягучий и подобострастный.

— Как так заснул! Ну-ка всыпьте ему, чтобы проснулся.

Я незаметно приоткрыл глаза и увидел около своего лица дорогие сафьяновые сапоги с высокими каблуками, украшенные золотыми и серебряными прошивками, галунами и узорами. Правда, каблуки были сбитые и поцарапанные.

Подумать, об их владельце я не успел. Кто-то невидимый с размаха ударил меня ногой по ребрам. Хотя я и ждал чего-то подобного, но от боли вскрикнул.

— Живей живехонького, — сказал тягучий голос. — Что ему, разбойнику, сделается!

— Ну, коли жив, — решил владелец сафьяновых сапог, — пускай полежит, подумает до утра, а завтра устроим ему правеж. Нам спешить некуда.

После этого обнадеживающего разговора ноги застучали об пол и удалились. Я опять остался один, с щекой, прижатой к шершавому, плохо обработанному полу.

Больше спать мне не хотелось: болел бок, и настроение окончательно испортилось. Похоже, что Аля подставила меня капитально. Лежать связанным предстояло долго, и я попытался по системе йоги, о которой, впрочем, имел самое общее представление, представить себя где-нибудь на пляже и расслабиться. С пляжем у меня не получилось, но отвлечься от тяжелых мыслей и режущих тело веревок немного удалось.

Время, как всегда в подобных случаях, тянулось невообразимо медленно. Сколько я пролежал подобным образом после ухода незваных гостей, я определить не мог. Сознание временами затуманивалось, и я впадал в легкую прострацию. Йога йогой, но впадать в нирвану мне не стоило. Пока слушаются конечности, нужно было хотя бы попытаться освободиться.

Превозмогая боль в суставах, я рывком перевернулся на спину и, извиваясь, пополз к лавке. Как ни странно, но на спине передвигаться оказалось легче, чем на животе, и довольно скоро я уперся головой в стену. Внизу она была выполнена из плохо обработанного дерева. Это вселило небольшую надежду избавится хотя бы от кляпа, который заполнял весь рот и мешал нормально дышать. Продвигаясь вдоль стены, я оказался под лавкой, где бревна были совсем халтурно отесаны — щелясты и сучковаты.

Я довольно долго елозил лицом по бревнам, пока мне не попался подходящий торчащий сучок. Двигая головой, я попытался зацепить им за кляп. С десятой попытки мне это удалось, тряпка зацепилась, я медленно отвел в сторону лицо и частично освободил рот. После чего неоднократно повторил попытку опять зацепить ее за тот же сук. Однако больше мне так не повезло, и пришлось искать следующий подходящий сучек. Упорство победило, и через полчаса я с наслаждением выплюнул остатки вонючего кляпа.

Теперь у меня освободились зубы, и я принялся жевать веревку у себя на плече. Сделана она была из пеньки. Я перетирал и перекусывал волокна, а их было множество. Сказать, чем мне поможет освобожденное плечо, я бы в тот момент не мог. Разглядеть, как меня связали, было практически невозможно. Оставалась надежда на то, что веревка цельная и, освободив натяг, я ослаблю путы.

Я по-прежнему лежал под лавкой. Занятие делом, даже таким малоперспективным, отвлекало от физических мучений. Правда, у меня очень устала шея, мучила жажда, и болели ребра. Однако отчаянья не было. Была злость. Я думал, что если мне удастся выпутаться, то я заставлю владельца сафьяновых сапог сожрать их вместе со всеми украшениями. Почему-то именно эти разукрашенные сапоги возмущали меня больше всего.