Последний тайник - Фернандо Гамбоа Страница 69

— Ты молодец! — похвалила меня Кассандра. — Это хорошая цена.

— А когда мы выезжаем? — спросил профессор, с довольным видом похлопав меня по спине.

— Завтра рано утром. В Табришате мы будем дня через три-четыре.

— Замечательно! — воскликнул Кастильо, потирая руки. — Мне не терпится добраться до того таинственного ящичка.

Однако лично я был весьма далек от эйфории, охватившей моих друзей, потому что поведение туарегов вызвало у меня определенные подозрения. Мне показалось, что они украдкой посматривали на нас, как лиса на курицу.

Касси, заметив мою озабоченность, взяла меня за руку.

— Что с тобой? — тихонько спросила она.

— Ничего. Все в порядке. Я просто не ожидал, что мне удастся так быстро сбить цену.

Касси удивленно подняла брови:

— И это тебя беспокоит?

— Меня беспокоит то, насколько быстро у меня это получилось. Вспомни, что люди этой народности всю свою жизнь занимаются торговлей, и, стало быть, им то и дело приходится торговаться. Они имеют в этом огромный опыт и, учитывая ситуацию, в которой мы оказались, могли бы вытянуть из нас столько денег, сколько сочли бы нужным. Однако все вышло совсем наоборот: мне почему-то позволили значительно сбить цену, причем слишком быстро.

Я посмотрел на туарегов, которые в этот момент о чем-то между собой разговаривали и пересчитывали деньги, которые я им только что передал.

— Слишком быстро, — повторил я.

Я всю ночь не сомкнул глаз, переживая не столько из-за гиен (их противный запах отчетливо чувствовался по всей округе), сколько из-за подозрительного поведения туарегов, от которых можно было ожидать чего угодно. Когда я поднялся рано утром, у меня под глазами были большие темные круги, а когда мы тронулись в путь, мне пришлось приложить немало усилий, чтобы не уснуть, сидя верхом на верблюде: он шел, равномерно покачиваясь, и это только усиливало мою сонливость.

Караван продвигался по равнине так, чтобы солнце все время было у нас с правой стороны. Мы восседали на импровизированных, специально сделанных для нас Ибрагимом и его товарищами сиденьях из переметных сумок. Эти сумки были предназначены для перевозки соли, а теперь должны были сослужить добрую службу и нам троим. Насколько я понял, эти люди как раз и занимались тем, что доставляли соль из внутренних регионов Сахары в населенные пункты, расположенные на берегу Нигера. На днях они сбыли очередную партию соли — частично продали, а частично обменяли на ходовые товары — и теперь возвращались вглубь Сахары, согласившись сделать по дороге небольшой крюк, чтобы доставить нас к нашему месту назначения.

Окружавшая нас местность, необычайно сухая и равнинная, была, можно сказать, плоской, как стол. Нигде не было видно не то что дерева, а даже кустика. Здесь, похоже, уже многие годы не выпадало ни капли дождя, и я бы очень сильно удивился, если бы встретил в этой пустыне, измученной безжалостным солнцем и ветром-суховеем, какое-нибудь живое существо. Ветер даже в это раннее утро был настолько горячим, что, когда он дул мне в лицо, казалось, будто я нахожусь у мартеновской печи.

— Привет, бедуин… — услышал я звонкий голос, который вывел меня из состояния полусонной задумчивости. — Давно здесь кочуешь?

Повернувшись, насколько было возможно на этом сиденье, я увидел Кассандру, обмотавшую голову синим платком — таким, какой носят туареги, — и воодушевленно смотревшую на меня своими блестящими глазами.

— А ты, я вижу, очень быстро приспосабливаешься к новой обстановке.

— Его мне дал Ибрагим, — радостно сказала Кассандра, прикасаясь к платку. — И он мне очень нравится, потому что в нем я чувствую себя первопроходцем начала двадцатого века.

— Мне, конечно, не хотелось 6ы омрачать твое настроение, — ухмыльнувшись, сказал я и посмотрел на Касси, — но известно ли отважному первопроходцу, что этот платок пропитан краской индиго и, как только открыватель новых земель начнет потеть, его кожа и волосы приобретут своеобразный синий цвет?

Кассандра, ничего не сказав в ответ, послюнила кончики пальцев левой руки и потерла ими край своего платка. Как я и предсказывал, ее пальцы стали синими.

Касси резко повернулась в мою сторону, и я уже приготовился к тому, что она сейчас обругает меня за то, что я не предупредил ее о «побочных эффектах» ношения туарегского платка. Однако Кассандра вдруг округлила глаза, отчего ее лицо приобрело безумное выражение, и воскликнула:

— Ерунда! — Она подняла руку со сжатым кулаком вверх. — Я — Кассандра Брукс, царица пустыни!

С этими словами она подхлестнула своего верблюда и помчалась на нем галопом, вопя, как Буффало Билл.

— Что с ней случилось? — спросил ехавший впереди меня профессор, когда Кассандра проскакала на верблюде мимо него.

— Жара, проф, — с улыбкой ответил я, глядя вслед исчезнувшей за облаком пыли Кассандре. — Она, наверное, перегрелась на солнце.

К полудню у нас пропала охота шутить.

Наши проводники, которые, похоже, не очень-то страдали от жары, с невозмутимым видом покачивались на своих верблюдах. Мы втроем находились в голове каравана, казавшегося мне гигантским червяком, состоящим из пятидесяти горбов песочного цвета. Сразу же за нами ехали двое из туарегов, а остальные четверо равномерно распределились вдоль всего каравана и заботливо наблюдали за шагающими верблюдами.

По сравнению с лошадьми, на которых мне когда-то тоже доводилось ездить верхом, верблюды — даже если не брать во внимание возвышающийся у них посередине спины горб — показались мне гораздо менее приспособленными для того, чтобы на них ездили люди. Я даже подумал, что, когда Бог создавал этих животных, ему, наверное, даже в голову не приходило, что люди когда-нибудь захотят ездить на них верхом. Кроме того, верблюды, как я очень быстро убедился, были более упрямыми, чем ослы и мулы, и более вонючими по сравнению с другими животными (во всяком случае от доставшегося мне верблюда исходила такая вонь, что аж с души воротило). А еще эти животные отличались злобным нравом, что они наглядно демонстрировали буквально на каждом шагу. В частности, верблюд, на котором ехал профессор, несколько раз пытался укусить своего всадника.

— Вот ведь чертова тварь! — возмущался Кастильо. — Если ты еще раз попытаешься укусить меня, я тебе горб отрежу!

Подстегнув своего верблюда, я догнал профессора и поехал рядом с ним. У него был очень усталый вид, а пот, струившийся по лбу, попадал даже на оправу и стекла очков. Лицо профессора было неестественно бледным, и он показался мне похожим на большую пластмассовую куклу, почему-то решившую проехаться верхом на верблюде.

— Улисс, — с обеспокоенным видом позвал меня профессор. — Меня уже некоторое время мучает один вопрос.

— И что это за вопрос?

Профессор наклонился в мою сторону, чтобы его слова не услышала ехавшая чуть-чуть впереди нас Кассандра.