Похождения Червонного валета. Сокровища гугенотов - Пьер Алексис Понсон дю Террайль Страница 7

Нанси улыбнулась, показывая два ряда великолепных жемчужно-белых зубов, после чего спросила:

— Ну-с, как мы путешествовали?

— Да, в общем, очень хорошо, только… было очень грустно!

— Неужели?

— Ну да! Ведь я все время думал о вас!

— Гм! — сказала Нанси. — Вот уже три недели, как я жду этого ответа! Иначе, разумеется, и быть не могло!

— Вы сами отлично знаете, что я вас очень люблю, Нанси!

Камеристка королевы Маргариты слегка покраснела и не выказывала ни малейшего сопротивления, когда Рауль взял ее маленькую ручку и принялся страстно целовать ее.

— Да, вот что, Нанси, — сказал паж, когда его чувства получили некоторый исход, — неужели правда, что королева Екатерина вернулась? Ведь король торжественно заявил, что она будет сослана в Амбуаз, откуда не выйдет до самой его смерти?

— Да, он заявил это, но теперь уверен, что королева ему так нужна, что ему без нее не обойтись!

— Ну вот еще!

— В Амбуаз она и была сослана после свадьбы принцессы Маргариты, но из своего уединения не переставала следить за делами королевства. И вот однажды она открыла заговор гугенотов, о котором и сообщила королю.

— Заговор?

— Да. Во главе его стоял какой-то лимузенский дворянчик по имени де Кот-Гарди, которого и удалось арестовать по точным указаниям королевы.

— Это странно!

— Заговорщика пытали, но в Лувре усиленно говорили, что пытка была чистейшей комедией.

— Да зачем же?

— Постой! Этот господин под пыткой признался во всем, и его приговорили к смертной казни, которая должна была состояться вчера утром. Но когда пришли за осужденным, оказалось, что он таинственным образом убежал!

— Да где он был заключен?

— В Шатле.

— В Шатле? Откуда бежать нельзя? — смеясь, спросил Рауль. — А, теперь я понимаю все!

— Кто же не понимает! — ответила Нанси. — Одним словом, это открытие заговора показало королю, до какой степени ему необходима королева-мать, и указ о ссылке был отменен!

— Ну а Рене что?

— Рене по-прежнему в Шатле, и каждый день Крильон за обедом у короля повторяет: «Черт возьми, ваше величество! Парламент, по-моему, сделал большую ошибку, приговорив Рене к колесованию, так как приговор до сих пор не приводится в исполнение. Уж лучше бы парламент оправдал его: не так бы ему было зазорно!»

— А что отвечает король?

— Король испуганно смотрит в сторону и не решается взглянуть Крильону в глаза.

— А королева-мать?

— Она смотрит на Крильона уничтожающим взглядом, но тоже ничего не говорит!

Нанси хотела рассказать своему приятелю о всех выдающихся событиях, происшедших в Париже и Лувре во время отсутствия Рауля, но в этот момент бумажка, привязанная к веревке, которая выходила из-под пола, пришла в движение и зашелестела: это было условленным знаком между наваррской королевой Маргаритой и ее камеристкой.

— Постой! — сказала Нанси. — Опять какие-то новости!

— Да неужели? — воскликнул Рауль.

— Посиди здесь и подожди меня, — сказала Раулю Нанси, дернув за веревку и этим показав Маргарите, что ее сигнал понят и услышан.

— А вы долго пробудете там? — спросил паж.

— Не знаю.

— Но могу ли я уйти отсюда, если вы запоздаете?

— Нет.

— Почему?

— Да потому, что мне надо очень долго говорить с тобой, — с капризной улыбкой ответила Нанси.

— Но пойми…

— И я должна ввести тебя в курс всех луврских событий, чтобы ты не совершил какой-нибудь ошибки. Понял?

Сказав это, Нанси кинула Раулю дразнящую улыбку и скрылась, заперев влюбленного пажа на ключ, чтобы ему не пришло в голову бродить в ее отсутствие по Лувру. Затем она спустилась в помещение королевы Маргариты; к своему удивлению, она застала ее уже вставшей и притом одну: обыкновенно в этот час королева еще была в постели, и Генрих был около нее.

— Запри дверь за собой, крошка, и подойди ко мне! — сказала Маргарита, бледность и волнение которой сразу бросились в глаза камеристке.

— В чем дело, ваше величество? — спросила Нанси, исполнив приказание своей госпожи. — Вы так бледны, так расстроены! И его величества здесь нет, хотя обыкновенно…

— Тссс! — сказала Маргарита, прикладывая палец ко рту. — Тише! Знаешь ли, король Карл послал за Генрихом!

— Вероятно, он хочет поговорить с ним об охоте?

— То-то и дело, что о религии! Пойми, крошка: король Карл всю прошлую ночь работал с королевой Екатериной!

От этого сообщения у Нанси сбежал со щек весь румянец и глаза беспокойно забегали по сторонам.

— Знаешь ли, — продолжала Маргарита, — вчера за ужином, то есть после этой «работы», король Карл ни с того ни с сего вдруг заявил, что он желает, чтобы в его королевстве все исповедовали одну веру. Ну а сегодня он вдруг присылает Крильона за Генрихом…

При этом известии лицо Нанси просветлело.

— А, — сказала она, — значит, за его величеством приходил Крильон? Это меня успокаивает! Ведь если король задумает лишить своего покровительства наваррского короля, то первым делом его немилость коснется герцога Крильона, а потом уже всех остальных. Раз же Крильон по-прежнему находится при его величестве, значит, враждебная нам сторона еще не восторжествовала!

— Ты думаешь? — спросила Маргарита.

— Ну конечно! Кто ежедневно твердит королю Карлу, что Рене надо казнить? Крильон! Кто готов пуститься на что угодно, лишь бы Рене не был казнен? Королева Екатерина! С чьей стороны может ждать беды король Генрих? Со стороны королевы Екатерины! Милость или немилость к Крильону служит верным признаком степени влияния королевы, а следовательно, и безопасности короля Генриха. Первым признаком того, что королева-мать овладеет прежней полнотой влияния и власти, явится освобождение Рене из тюрьмы. Но само собой разумеется, что одновременно с этим пострадает Крильон. Значит, раз сегодня Крильон еще на службе, то сегодня королю Генриху еще ничто не грозит!

— Сегодня? Ну а завтра? — тревожно спросила Маргарита.

— Гм! — ответила Нанси. — Что касается завтрашнего дня, то после того, что произошло в Лувре, я ни за что не ручаюсь!

— А что же произошло? — испуганно спросила Маргарита.

— На первый взгляд — пустяки, но если смотреть в глубь вещей, то…

— Да что именно?

— Ее величество королева Екатерина приняла вчера вечером графа Эриха де Кревкера!

— Кревкера? — переспросила Маргарита. — Ну и что же? Ведь это, кажется, стариннейший дворянский род в Лотарингии?