Ворон. Сыны грома - Джайлс Кристиан Страница 70

При этих словах я отстегнул булавку на правом плече и скинул плащ, а затем бросил меч к ногам противника. Кто-то из викингов застонал, кто-то закричал на меня, но я не двинулся с места. Вороново перо, которое некогда привязала мне Кинетрит, плясало на ветру перед моим лицом. Гребцы вели «Змея» вниз по реке.

Морду великана перекосило презрение. Усы его затряслись, а глаза налились гневом, когда он понял, что я обманом разрушил его сагу. Он прыгнул на палубу нашего судна, чтобы доблестно погибнуть от руки воина, а встретил червя, неспособного драться. Для такого, как телохранитель Боргона, это было нестерпимой обидой.

– Сражайся, парень! – крикнул Улаф.

– Это позор, Ворон! – грозно прорычал Свейн. – Дерись с ним!

Я развел руки, открыв грудь для удара огромного копья, и почувствовал, как в меня вгрызается взгляд Сигурда. Когда франк с криком рванулся ко мне, я дернулся вправо. Острие скользнуло по моим ребрам, защищенным кольчугой. В тот же миг я бросился на противника и изо всех сил ударил его правым кулаком по левой стороне неприкрытого горла. Он попятился и так стукнул меня древком копья, что я, кружась, отлетел прочь.

– Бей еще! – закричал Улаф. – Скорее!

Но я не спешил наносить новый удар. Стоя перед Флоки Черным, я смотрел на франка и ждал.

– Дерись! – ревел Свейн.

Наконец глаза франка выкатились, огромное тело судорожно задергалось. Изо рта полетела слюна. Он поднес дрожащую руку к горлу и, не веря собственным пальцам, нащупал там металл.

– Волосатый зад Одина! – произнес Свейн, тряхнув рыжей бородой.

– Хитрость, достойная Локи! – сказал Улаф, увидав булавку с моего плаща, более чем до половины утопленную в горло франка.

Как только великан выдернул ее из своей плоти, хлынула темная кровь. Хотя биение струи было вдвое быстрее взмахов весел «Змея», враг еще держался на ногах.

– Прикончи его, Ворон! – приказал Сигурд.

– Вот! – Флоки протянул мне свой длинный острый нож.

Я, кивнув, взял его и подошел к франку, который теперь стоял, прислонившись к ширстреку, но по-прежнему не желая принимать смерть.

– Я Ворон! – сказал я.

Он плюнул мне в лицо, и тогда лезвие вонзилось туда, где кончалась железная чешуя. Проведя ножом поперек живота, я услышал свист выходящего воздуха. Горячие кишки вывалились мне на руку и упали на доски под ногами. Запахло мочой и дерьмом.

– Я твоя смерть! – проговорил я, глядя в глаза, в которых уже угасал свет.

Не пожалев отличного вооружения, которое можно было бы оставить себе, я перекинул франка через борт. За ним потянулась блестящая багровая лента кишок, и он упал в реку, уставясь белым лицом на небо.

– Я его почищу, – сказал я Черному, показав на нож.

– Чисти как следует, – мрачно кивнул Флоки и, взяв свое весло, уселся на скамью.

Мы все принялись грести, ведь франки гнали свои корабли что было сил, понукаемые, несомненно, языком епископа Боргона, и нам не хотелось снова на них наткнуться. Кальф греб вместе с остальными, несмотря на то, что из его плеча до сих пор торчала стрела. Халльдор лежал у степса мачты с развороченной щекой, весь залитый кровью. Возле него трясся англичанин Гифа, которому франкское копье проткнуло горло. Тут же лежали другие воины с обезображенными лицами и глубокими ранами на груди и животе. Они были страшным напоминанием о той опасности, что сулил нам высокобортный корабль императора.

Вскоре мы догнали датчан. Они сжимали весла в руках, от которых остались лишь кости да сухожилия. Клочковатые волосы и спутанные бороды придавали вчерашним узникам вид загнанных и изголодавшихся диких зверей, но гребли они хорошо. Я ощутил гордость за них, ведь я отчасти разделил с ними тяготы заключения и знал, что несчастные испытали в той гнилой хибаре, от которой теперь остался лишь дым, стелющийся по ветру, да кучка остывающих углей.

Сам я тоже хорошо греб. С каждым взмахом весла дрожь утихала, сменяясь радостным возбуждением, наполнявшим мой живот, словно горячее железо. Я выиграл битву, которая должна была стать для меня последней. Я сразился с сильным и отважным воином и отправил его в мир иной. Теперь я молчаливо возблагодарил Всеотца, а также Локи, понимая, что без их помощи мне не пришла бы в голову коварная мысль использовать булавку как оружие.

– Ворон, ты меня разочаровал, – крикнул Свейн Рыжий с правого борта. Гребля была легкой работой для его огромных рук.

– Тот тролль-переросток размазал бы меня, если б я дрался с ним честно, – ответил я, защищаясь.

Некоторые викинги одобрительно забормотали.

– Знаю, – отозвался Свейн. – Но я думал, ты и вправду отдашь мне его череп, чтоб я из него пил. Улаф сказал, ты пообещал это франку.

Викинги расхохотались, хотя позади нас бороздили воду императорские корабли.

– Прости, дружище. Я достану тебе другой.

– Побольше.

– Если найдется череп еще больше, чем у того верзилы, можно будет воткнуть весла в глазницы и грести им, – крикнул Улаф. – А теперь закройте дыры, которыми вы тянете медовуху, и работайте.

Река сузилась: стрела, выпущенная из лука, пролетела бы вдвое большее расстояние, чем то, что разделяло теперь берега, поросшие ивняком. Течение словно замерло, и мы с трудом двигались по воде, взбитой в пену кормой «Фьорд-Элька». Ульф и сидевший позади него Гуннар подняли весла и стали вылезать из кольчуг. Я подумал, не последовать ли их примеру: работать в броне было тяжело, а франки, как мне казалось, не догнали бы нас на таком месте, даже если б мы вовсе перестали грести. Но Улаф, сам не отрываясь от гребли, крикнул Ульфу и Гуннару, чтобы те опустили весла.

– Никто не снимает кольчугу, пока я не разрешу! Что, по-вашему, делали те всадники, пока мы там бодались с императорским корытом? Они скакали, не так ли, Ульф? Чудила ты безмозглый! Теперь каждое второе франкское судно оповещено о нашем приближении и готово в любой момент отчалить, чтобы оказать нам теплый прием!

Итак, мы продолжили грести, обливаясь по́том в кольчугах и кожаных доспехах. Скоро стало ясно: Улаф был прав. По коричневому дыму на сером небе мы поняли, что приближаемся к большой деревне или городу. В самом деле, чуть позднее показался длинный мол, возле которого стояли защищенные от течения не меньше двадцати судов. Три из них принадлежали императору, судя по боевым площадкам и почти одинаковому строению. Два судна, когда мы подплыли, уже ощетинились копьями многочисленных солдат. Улаф, Брам, Свейн и Пенда вышли с веслами на нос «Змея», чтобы в случае необходимости отталкивать вражеские корабли, но на этот раз мы благополучно проскользнули мимо. Только несколько стрел ударились о нашу обшивку. Так или иначе, мы поняли, что «Змей» и «Фьорд-Эльк» – богатейшая добыча в глазах франков. Они направили свои суда вниз по реке и бросились в погоню за нами, не обращая внимания на три небольшие датские ладьи, которые теперь оказались зажаты между ними и еще пятью франкскими кораблями, шедшими позади. Местные жители высыпали на берег и громкими криками подбадривали императорских солдат, призывая их расправиться с нами.