Корсар - Клайв Касслер Страница 79

— Идем? — беззаботным тоном позвала она, и все четверо дружно отошли метров на пятьдесят.

Издали взрыв прозвучал глухо, однако ударная волна прокатилась по коридору — словно порыв ветра рванул одежду.

Они вернулись — и увидели, что дверь сорвало с петель и отшвырнуло вперед.

После узких и тесных катакомб четверка разведчиков очутилась в огромном зале высотой метров пятнадцать. Здесь даже лучи фонариков до стен не доставали. Пещера была сложена все из того же известняка, однако справа обнаружилась гора камней. После того как Генри Лафайет отправился в долгое путешествие на родину, вход был забаррикадирован обвалом.

Слева возвышался деревянный помост, в Средние века, вероятно, служивший пирсом. А рядом, с небольшим креном, поскольку вода ушла и киль теперь упирался в камни, стоял легендарный «Сакр» прославленного пирата.

Мачта и такелаж были убраны — иначе кораблю не пройти под сводами пещеры, а так он, казалось, хоть сейчас готов к любому плаванию. Дерево в сухом воздухе пустыни сохранилось идеально. Корабль стоял носом к дальней стене. Жерла его больших кормовых пушек черными дырами уставились прямо на людей.

При тщательном осмотре с пирса обнаружились и повреждения от схватки с «Сиреной». Фальшборта пробиты ядрами, палуба местами опалена пожаром. Не хватало одной пушки — судя по зияющей на ее месте дыре, орудие взорвалось и упало за борт.

— Поверить невозможно, — прошептала Алана. — Живая история.

— Я словно слышу шум битвы, — подхватил Марк.

Нужно было еще многое осмотреть, однако несколько минут все четверо пожирали глазами «Сакр».

Из глубокой задумчивости Эрика вывело едва заметное движение — справа будто сквознячок пробежал. Эрик повел фонариком и заметил, как в изуродованный дверной проем скользнула темная фигура. Предупредительный крик замер у него на губах — ударила очередь, и чуть сбоку от входа заплясал огонек, в свете которого мелькнули еще несколько автоматчиков. Они тоже открыли стрельбу. Засвистели пули.

Неизвестно, как им это удалось, только люди аль-Джамы отыскали группу на удивление быстро. Врагов втрое больше, у них нет недостатка в боеприпасах — ведь террористы явно готовились к бою. Вдобавок они контролируют единственный выход из пещеры.

Кабрильо улучил минутку, чтобы полюбоваться океаном. Океан его всегда завораживал; величественный, загадочный, манил куда-то за горизонт. Океан — он многолик. Это и зеркальная гладь тропической лагуны в жаркий день, и азиатский шторм с бушующими валами, от которых на многие мили вокруг ничто живое не скроется. Океан манит, как песнь сирены, и одновременно дает яростный отпор дерзкому. За эту непредсказуемость Кабрильо только сильнее любил его.

Хуан основал корпорацию и сразу понял, что корабль будет для нее идеальной базой: обеспечит мобильность и анонимность. А в душе был еще и безумно рад, что сможет все время проводить на «Орегоне» и, как сейчас, наслаждаться незабываемыми картинами открытого моря.

Чуть слышно шептал ветерок, волны нежно покачивали судно, словно младенца в колыбели. Вдали от берега свежий, пропитанный солью воздух напоминал Хуану о детстве, о песчаных берегах Южной Калифорнии.

— Простите, капитан. Я не помешаю? Хотел еще раз поблагодарить вас перед отплытием.

Кабрильо обернулся. Перед ним стоял бывший министр иностранных дел Ливии, в костюме, который нашел для него Никсон в своем реквизите.

Хуан с искренней теплотой пожал протянутую руку.

— Не стоит благодарности.

Спасенные пленники должны покинуть «Орегон» засветло. Кабрильо не сомневался в выдающихся качествах своего корабля и команды, однако ни один капитан не любит сажать людей в шлюпки, а уж ночью это особенно рискованно. Поэтому он стоял на крыле мостика и наблюдал за ливийцами, которые теснились у борта в тени лодки.

Новой одежды на всех не хватило, поэтому многие были все в тех же лохмотьях. Зато бедняги наелись и отмылись. Кто-то заметил Кабрильо. Толпа замахала руками, закричала восторженно.

— Они живы лишь благодаря вам, — сказал министр.

— Их жизни для меня важнее благодарности. С вами отправятся мои люди. Они постоянно будут на связи, так что вы сразу узнаете, чем все кончилось. Встречаемся на рассвете. Если что-то пойдет не по плану, вас доставят в Тунис, а там уж сами решайте, как быть.

— Я отправлюсь домой, — гневно воскликнул ливиец, — и верну свой пост!

— Как же получилось, что вас арестовали? Гами приказал?

— Нет, министр юстиции. Мой политический оппонент. Сегодня я министр иностранных дел, а завтра утром меня запихивают в фургон, а мое кресло занимает Гами.

— Когда это произошло?

— Седьмого февраля.

— А откуда взялся Гами? Он же ваш бывший подчиненный?

— Это он сам так говорит. Не знаю, откуда Гами появился, только в Министерстве иностранных дел он не работал. Единственное, что мне удалось выяснить: Гами как-то сумел добиться встречи с президентом Каддафи. А это мягко говоря, непросто. Уже на следующий день объявили, что я арестован, а его назначили министром.

— Может, он сумел каким-то образом надавить на Каддафи?

— Каддафи — пожизненный президент. На такого не надавишь. Его и шантажировать-то нечем.

— Одну минуту. — Хуан прошел на мостик и снял со стены микрофон. Вахтенный в командном центре отозвался мгновенно. — Сделай одолжение, — попросил Хуан, — посмотри, не сообщали ли в прессе о преступлениях с участием граждан Ливии в течение месяца до седьмого февраля этого года.

— Вы что-то подозреваете? — поинтересовался дипломат, когда Хуан вернулся.

— Министром иностранных дел не назначат человека с улицы. — Кабрильо ужасно хотелось вызвать Оверхолта и потребовать, чтобы вице-президента не пускали вечером на прием. — Возможно, Гами и не связан с аль-Джамой, но я все равно ему не верю. Ни на йоту. Устроил тут дипломатическое шоу, превратил конференцию в дело всей своей жизни… — Хуан замолчал.

— Что?

— Время. Время и еще ваша должность. — Теперь он говорил увереннее. — Вы оказались в лагере у людей аль-Джамы. Это не совпадение. Уверен, аль-Джама так или иначе связан с Гами.

— Капитан, вы забываете, что речь идет о моей родине, хотя гордиться и нечем. Мы давали убежище террористам, разрешали строить тренировочные лагеря — в них всегда работали политические заключенные, тут нет ничего необычного.

— Но ведь Ливия осудила терроризм.

— Осудила, а в правительстве все равно нет единства. Например, у министра юстиции другое мнение. Я точно знаю: раньше он поддерживал аль-Джаму.

— Так вы думаете, Гами тут ни при чем?

— Вполне возможно, хоть мне и не хочется этого признавать. А уж у меня-то причин его не любить побольше, чем у многих. Он занял мой пост и даже живет в моем доме!