Полюс капитана Скотта - Богдан Сушинский Страница 8

Скотт неожиданно замолчал. Он вообще обладал странноватой способностью умолкать в разгар любой беседы, пусть даже той, которую сам же затеял. При этом он словно бы проваливался в свою угрюмую сосредоточенность, которая еще с гардемаринских времен множество раз ставила в неловкое или двусмысленное положение не только собеседников, но и его самого. Взбодрился же лишь после того, как рядом на палубе появился лейтенант Мирз.

— Так что там ваш русский говорил по поводу полярного тракта, лейтенант Сесил? — задумчиво спросил начальник экспедиции, в очередной раз осматривая в подзорную трубу скопление появившихся прямо по курсу небольших айсбергов.

Командир «Терра Новы» и ее штурман уже давно пользовались биноклями, однако Скотт по-прежнему отдавал предпочтение подзорным трубам, закупив определенное их количество для экспедиции. С первого же походного дня офицеры обратили внимание, что, при своем небольшом росте, с подзорной трубой в руках, Скотт рази тельно напоминает Бонапарта, который, уже в ипостаси почетного пленника, всматривался в очертания «тюремного» острова Святой Елены. Особенно это сходство проявлялось тогда, когда «полковник флота» облачался в свою видавшую виды походную офицерскую шинель, которую тоже зачем-то прихватил в эту экспедицию.

— …Что всякий полярный тракт существует лишь до тех пор, пока исправно платит дань смерти. Или что-то в этом роде, — по-борцовски, словно перед выходом на ковер, повел неширокими, но мускулистыми плечами коренастый, смуглолицый Мирз, по лицу которого можно было изучать генезис не столько британцев, сколько потомков Аттилы или Тамерлана.

— А ведь в этом скрыт глубокий смысл, лейтенант. Не находите?

— Как и во всяком восточном изречении, сэр. Восточная философия пока что так же не исследована нами, европейцами, как и пространства Антарктики.

— Почему-то я все чаще обращаюсь к этому вещему высказыванию, — только теперь капитан опустил подзорную трубу и, закрыв усталые, слезящиеся на резком боковом ветру глаза, какое-то время стоял так, словно бы осматривая пространство перед собой внутренним взором. — «Пока исправно платит дань смерти…» Смахивает на мрачное пророчество. Не находите?

— Это всего лишь итог определенных размышлений, сэр, — вежливо склонил голову Мирз. — Ни в каких пророчествах русский каюр до сих пор замечен не был. Как, впрочем, и в шаманстве.

Встав из-за стола, Скотт сразу же отправился в каюту, которую делил с лейтенантом Эвансом, положил на стол свой дневник и записал: «Воскресенье, 25 декабря. Рождество. По вычислениям, 69°5′ южной широты, 178°30′ восточной долготы. Третьего дня я уже совсем надеялся, что праздник застанет нас на чистой воде, но ошибался. Нас окружает лед; низко ходят тучи и время от времени из них легкими хлопьями идет снег, затемняя собой небо; кое-где чернеют небольшие проталины. Снова нужно запасаться терпением и терпением. Здесь мы, очевидно, в полной безопасности. Лед настолько тонкий, что не может сжатием навредить нам; гор поблизости нет; не обращая внимания на незавидное положение, все веселы и ждут праздничного обеда. Кают-компания украшена флагами…

…Полночь. Идет густой снег. Температура минус два градуса. Холод и сырость. Только что завершился наш веселый ужин. Стол был чудесным: суп с томатами, маленькие пирожки, рагу из пингвиньих филе, ростбиф, плум-пудинг, спаржа, шампанское, портвейн и ликёры — меню действительно праздничное. Ужин начался в шестом часу и закончился в седьмом. Затем, в течение целых пяти часов вся компания сидела за столом и во весь голос пела. Среди нас нет особых талантов, но каждый выдавал все, на что был способен, и хоры наши оказались оглушительными…

Команда обедала в полдень, меню у нее почти то же самое, что и у нас, только вместо шампанского пиво и немного виски. Они, наверное, от души веселились…»

Закрыв дневник, Скотт уже собирался лечь, но для успокоения совести решил все же сначала взглянуть на то, что творится за бортом. В проходе он буквально столкнулся с командиром судна.

— Что там у нас по курсу, лейтенант?

— Полыньи стали встречаться чаще, сэр.

— На вашем месте я бы сообщал об этом командиру экспедиции куда более веселым голосом.

— Уверен, что к утру мы окажемся на совершенно чистой воде, сэр, — в самом деле попытался взбодрить свой тон лейтенант. — Не стоит подниматься на мостик, там холодно и сыро. Впередсмотрящие будут сменяться каждый час. На баке вывешены еще два фонаря. Айсберги по курсу не наблюдаются.

Они остановились у борта. Судно двигалось самым малым ходом, но при свете фонарей было видно, как уверенно оно разрезает и крошит ледовые поля.

— Как считаете, лейтенант, что сейчас предпринимает наш Норвежец?

— После того как он объявил об этом на весь мир, ему остается только одно: упрямо, не считаясь ни с какими лишениями, идти к ледовому континенту. Не тот человек Норвежец, чтобы отрекаться от своих планов.

— Я, конечно, того же мнения, лейтенант. Но все же… как некстати он появился в Антарктиде!

— Он не должен был отказываться от своей экспедиции в сторону Северного полюса и оказываться в Антарктиде, — решительно поддержал его командир корабля. — Считаю, что к такому же мнению придут все, кто будет следить за нашими антарктическими экспедициями.

— Вопрос: все ли решатся высказать подобное мнение вслух? — пессимистически проворчал Скотт. — Впрочем, если Амундсен, этот Норвежец, в самом деле окажется у полюса первым, все прочие чувства, кроме чувства национальной горечи по поводу моего поражения в этой гонке, никакого значения в Британии иметь не будут. Любой патриот Британской империи воспримет эту победу норвежской экспедиции, как унизительную научно-общественную пощечину.

Они вернулись в каюту, уселись за столик, и лейтенант налил коньяку прямо в матросские корабельные кружки.

— Предвижу, что нам и в самом деле придется устраивать антарктические гонки, призом в которых станет Южный полюс, — вернулся к прерванному разговору командир барка.

— Мне бы этого не хотелось, — решительно покачал головой полковник флота, едва пригубив кружку. — Грешно превращать столь важную научную экспедицию в спортивный забег на упряжках, в такой себе ледовый марафон.

— Если учесть, что у нас больше шансов добраться до полюса, чем у Норвежца, то появление соперника лишь придаст нашему походу остроты, породив к нему интерес всего цивилизованного мира.

Скотт как-то затравленно взглянул на командира судна, решительно опустошил свою кружку и еще более решительнее повел подбородком.

— Мы прибыли сюда, лейтенант, не только для того, чтобы установить на полюсе флаг империи. Нам нужно понять, с чем мы столкнулись, вторгаясь в этот ледовый континент, на эту почти безжизненную планету, на «мертвую землю мертвых». Я не хочу оставаться в истории покорения Южного полюса в качестве антарктического марафонца. Еще ни одна экспедиция мира не имела в своем составе такого контингента ученых, какой удалось сформировать мне.