Ковчег царя Айя. Роман-хроника - Валерий Воронин Страница 8

Нередко с братьями-опричниками он носился по городам и весям с неизбежными атрибутами на седле – метлой и собачьей головой – знаками беды для непокорных Государю людей. Ведал ли тогда молодой князь, что творит зло, что не всегда сказанное Иваном Грозным требует буквального исполнения! Сейчас трудно об этом судить. Молодой Глинский искренне считал, что он царский слуга и обязан неукоснительно исполнять любое слово Государя. К тому же он взял обет ничем не посрамить свою фамилию перед очами царскими. И князь старался.

Но уже тогда многие замечали, что выделялся он среди других опричников двумя качествами – личной безудержной храбростью и, вместе с тем, человечным отношением к плененным или даже приговоренным к смерти людям. Будто он, глубоко понимая необходимость выполнения царской воли, испытывает скорбь оттого, что должен был лично исполнять. А может быть, так князь Косьма Алексеевич пытался примириться с собственной совестью? Кто знает.

Однажды он отличился при взятии царскими войсками Новгорода, жители которого якобы смуту затеяли против Государя. Так ли было на самом деле, либо присланный царю донос явился лишь поводом для сведения счетов со всегда независимым и богатым Новгородом, сказать трудно. Но город и его жители пострадали очень сильно. По оценкам некоторых историков, было убито около 60 тысяч новгородцев.

Как именно отличился во взятии Новгорода молодой Глинский, неизвестно. Но сам Иван Грозный, который лично руководил кратковременной осадой города, заметил князя, и с той поры случилась у Косьмы Алексеевича в жизни большая перемена. Вернувшись в Москву, он был призван ко двору Государя, находящемуся тогда в Александровской слободке, что недалеко от Владимира. Призван был для того, дабы войти в число приближенных к царю опричников, составляющих его личную «гвардию».

С того времени князь Глинский и познакомился с жизнью Александровской слободки, узнал изнанку царской жизни и по возможности принял ее. Хотя, честно говоря, многие порядки в слободке показались Косьме Алексеевичу дикими.

Что же представляла из себя Александровская слободка и почему Иван Грозный жил именно здесь, а не в стольной Москве? Через четыре года после смерти его первой, и как считается, единственно горячо любимой жены Анастасии Романовой Иван Грозный неожиданно покидает Москву и переселяется в… Как он говорил сам, …место, куда укажет ему Господь. Почему-то им оказалась земля близ города Александрова. Считается, что такой добровольный уход из столицы был продуманным и хорошо спланированным шагом Ивана Грозного.

К тому времени он уже начал раскручивать весь опричный механизм, что привело к явному непониманию и скрытой оппозиции даже у ближайшего окружения. Вот царь и «обиделся» на свой народ, сослав самого себя в ссылку. Конечно, он понимал, что люди не будут долго жить без царя-батюшки и взмолятся Ивану Грозному с единственной просьбой – вернуться на трон.

В конце концов, так и случилось. Но теперь, имея на руках такой «неотразимый» козырь, как массовая поддержка народа, Государь мог безбоязненно расправляться с любыми своими противниками и проводить любые реформы, особенно не выбирая средства для их достижения.

А из Александровской слободки в Кремль он не вернулся. Здесь ему жилось вольготней, он мог быть откровеннее в своих поступках и желаниях. Сюда свозились неугодные и подвергались самым изощренным пыткам. Здесь царь проводил пиры. Здесь он буйствовал и страдал, унижая других, и унижался сам.

Князь Косьма Алексеевич принял эту жизнь такой, какой она была, и стал ее участником. Хотя всегда старался находиться в тени, ничем не выдавая своего истинного отношения к происходящему. Буйный, взрывной характер Ивана Грозного заставлял всех его слуг, соратников и побратимов всегда быть начеку. Ибо в любую минуту ты из любимца можешь превратиться в очередную жертву для палача, коих в слободке всегда имелось в достатке.

Однажды князь Глинский познакомился со старшим сыном Ивана Грозного, Иваном. В ту пору – молодым, пылким юношей и отличавшимся, как и отец, крайне неуравновешенным характером. В отличие от Ивана Грозного сын не обладал должной силой духа и нередко подавлял свои страсти под демоническим взглядом Государя. Но жизнь, как известно, всегда берет свое. И молодой наследник однажды ослушался отца, который хоть и разрешал ему гулять с девками, но строжайшим образом запрещал доводить дело до рождения ребенка. Ведь речь в таком случае могла идти о вероятном (пусть и далеком) наследнике на царский трон. А разве ребенок, рожденный от простой девки, мог стать полноценным правителем России? Здесь уже заканчивалась любовь, и на первый план выходили государственные интересы.

Но так случилось, что одна из девок зачала от Ивана, и уже поздно было что-либо предпринимать. Пройдет несколько дней, и Государь узнает правду. Здесь, в узком кругу Александровской слободки, слухи быстро достигали нужных ушей. Царевича Ивана спас князь Косьма Алексеевич. Он тайно вывез девку в дальний монастырь, где она благополучно разрешилась сыном. Иван Грозный так и не узнал, что у него появился внук. А Иван всегда был признателен своему родственнику за благородный и очень опасный поступок. Прознай Государь о деянии князя – разгневался бы невероятно. Вполне мог за ослушание лишить и головы. Но в тот раз все обошлось.

С трудом Руданский дожил до заветного дня, когда ему можно было идти на мыс Айя. Все последние месяцы он отчаянно искал запасной выход из той ситуации, в которой оказался. После неудачной попытки договориться с Николаем он, по существу, был поставлен перед фактом: теперь, чтобы открыть тайну двух других свитков, требовалось идти через временной коридор и…

В прошлом году ему повезло, и он счастливо вернулся живым. Но не было никакой гарантии, что удача вновь улыбнется ему. Судя по всему, из той дыры можно было вырваться лишь случайно. Но и это еще не все. А где гарантия, что ему вообще кто-то поможет в расшифровке свитков? И что тогда: оставаться там навеки вечные? Либо попытаться вернуться обратно? А если вернуться, то как жить дальше, понимая, что ты обладаешь невероятными по силе и значению сокровенными тайнами и никогда (ясно, что никогда!) не сумеешь их открыть. В чем тогда смысл жизни, если он, Руданский, ради познания их отказался и от семьи, и от работы, и от многих человеческих радостей, доступных любому человеку. Вполне его можно было признать одержимым. Только эта одержимость находилась не внутри, а вне его. Что, впрочем, лишь усугубляло ситуацию, делая ее еще более запутанной.

Вот в таком крайне расстроенном состоянии и уже мало на что надеясь, Кирилл и ушел вечером 2 мая на мыс Айя. Погода сразу же не заладилась. Начал накрапывать мелкий дождь, и грунтовка сделалась скользкой и противной. Небо затянуло тучами, густой туман накрыл Руданского вместе с дорогой, лесом и горами. Если бы не отличное знание местности, кто знает, дошел бы журналист до нужного ему места или нет.

Уже на поляне, где останавливался ровно год назад, Кирилл огляделся вокруг и, успокоившись, стал не спеша расставлять палатку. Время до сумерек еще было, и он, ловко вбив колышки в землю, натянул на них палаточные веревки. «Так, теперь надо собрать побольше хвороста, – подумал он, – возможно, ночью придется разводить костер». Как в прошлый раз… Тут же мелькнула мысль: «Дважды в одну реку не входят…» Не входят, это правда. А он, Руданский, это собирается сделать, в точности повторяя шаги, предпринятые им ровно год назад. Но принесет ли это ему удачу?