Птица солнца - Уилбур Смит Страница 9

– Чего мы ждем? – спросил Лорен.

– Действительно, чего? – согласился я.

Лорен сел за руль «лендровера», я рядом с ним. Салли устроилась на заднем сиденье вместе с переносчиками ружей.

– С вами, ребята, на земле гораздо безопасней, – сказал я.

Дорога шла по открытой местности, поросшей кустарником и баобабами. Сухой, сожженной солнцем. «Лендровер» поднимал облако пыли, и грузовики шли за нами на расстоянии, чтобы пыль осела. Изредка приходилось пересекать глубокие каменистые сухие русла рек, время от времени попадались деревни: глинобитные хижины с тростниковыми крышами – там по обочинам дороги выстраивались цепочки голых пузатых негритят, они махали нам руками и пели, будто мы королевский поезд. Салли истратила все мелкие монетки, бросая их и с восторгом следя за начинавшейся свалкой. Когда она взялась выбрасывать в окно наш ленч, я взял гитару, чтобы отвлечь ее.

– Пой что-нибудь веселое, Бен, – приказала Салли.

– И непристойное, – добавил Лорен, думаю, чтобы поддразнить, а может, и испытать ее.

– Да, – с готовностью согласилась Салли. – Пусть будет весело и сочно.

И я начал с саги о диких, диких утках, а Салли и Лорен подпевали в конце каждого куплета.

Мы чувствовали себя детьми в первый день каникул и по дороге хорошо провели время. Когда мы добрались до края котловины, солнце превратилось в большой огненный шар среди клочьев облаков на горизонте. Лорен остановил «лендровер». Мы вышли, чтобы дождаться грузовиков, и в молчаливом благоговении смотрели на хмурую блестящую от соли равнину, простиравшуюся перед нами до горизонта.

Прибыли грузовики; толпа черных слуг высыпала из них раньше, чем они остановились. Я засек время: через семнадцать с половиной минут палатки были поставлены, постели готовы, а мы втроем сидели у костра и пили из запотевших стаканов солодовый «Глен Грант» со льдом. От кухонного костра доносился аппетитный запах охотничьего жаркого: повар разогревал его, бросая в котел чеснок и душицу. Ларкин собрал нам хорошую команду; после еды все они собрались у своего костра в пятидесяти ярдах от нашего и распевали старые охотничьи песни.

Я сидел и прислушивался отчасти к ним, отчасти к горячему спору Сал и Лорена. Я мог бы предупредить ее, что он играет роль адвоката дьявола, постоянно подкалывая ее, но мне нравилось присутствовать при споре двух незаурядных умов. Когда дискуссия грозила перерасти в личные оскорбления и физическое насилие, я неохотно вмешивался и остужал пыл спорщиков.

Салли твердо и решительно защищала основную идею моей книги «Офир», где доказывалось, что около 200 г. до Р. Х. произошло вторжение в южную часть Центральной Африки финикийцев или карфагенян, которые процветали до 450 г. н. э., после чего внезапно исчезли.

– У них не было достаточного снаряжения для длительных плаваний, – возражал Лорен. – Тем более для колонизации…

– Вы можете прочесть у Геродота, мистер Стервесант, о плавании вокруг Африки в правление фараона Нехо. Его примерно в шестисотом году до нашей эры возглавили шестеро финикийских мореходов. Они отплыли по Красному морю на юг и через три года вернулись через Геркулесовы Столпы.

– Одно-единственное путешествие, – заметил Лорен.

– Вовсе не единственное, мистер Стервесант. Ганнон в двухсот шестидесятом году до нашей эры отправился морем на юг с западного берега Африки и вернулся с грузом слоновой кости и золота, достаточным, чтобы возбудить аппетиты всех торговцев и авантюристов.

Лорен по-прежнему возражал против датировки.

– Откуда вы взяли двухсотый год до нашей эры, когда самая ранняя дата, полученная в Зимбабве радиоуглеродным методом, приходится лишь на середину пятого столетия нашей эры, а большинство датировок еще более поздние?

– Нас интересует не Зимбабве, а предшествующая культура, – возражала Салли. – Зимбабве мог быть построен к концу правления древних и был заселен, вероятно, вскоре после исчезновения древней цивилизации. Это довольно точно соответствует вашей радиоуглеродной датировке – четыреста пятидесятый год нашей эры. К тому же радиоуглеродные данные по древним шахтам в Шале и Инсвезве дают результаты от двухсот пятидесяти до трехсот лет до нашей эры. – И она закончила с неопровержимой женской логикой: – А вообще, радиоуглеродный метод неточен. Погрешность может достигать сотен лет.

– Шахты эксплуатировались банту, – заявил Лорен. – А Кейтон-Томпсон и, конечно, совсем недавно Саммерс утверждают…

Она яростно набросилась на Лорена:

– Неужели банту, которые появились только около трехсотого года до нашей эры, вдруг обнаружили гениальные способности к разведке полезных ископаемых и открывали жилы там, где на поверхности да и в самой руде не было ни следа видимого золота или меди? Неужели они мгновенно развили инженерные знания, позволившие извлечь с глубины двести пятьдесят миллионов тонн руды – вспомните, они никогда раньше не демонстрировали таких талантов, – а потом вдруг забыли о своем даре на тысячи лет?

– Ну, арабские торговцы могли и… – начал Лорен, но Салли пренебрежительно отмахнулась.

– И зачем им было строить шахты с таким риском и такими затратами энергии? Золото для банту не имело цены, основа их богатства – скот. Где они научились обтесывать камни и использовать их при строительстве? Банту никогда раньше этого не делали. И вдруг, в один миг, это искусство у них возникло, достигло расцвета, а потом, вместо того чтобы стать более утонченным, быстро пришло в упадок и совсем исчезло.

Лорен с видимой неохотой отступал под ее натиском, но последний отпор он попытался дать, когда началось обсуждение моей теории о вторжении с запада, а не с востока. Лорен прочел все работы моих клеветников и критиков и теперь повторял их доводы.

Общепризнанная теория заключалась в том, что колонизация началась с берега Софала (в районе Мозамбика) или от устья Замбези. Я же, основываясь на ранних текстах и собственных интенсивных изысканиях, выдвинул иную гипотезу: средиземноморские народы прошли через Геркулесовы Столпы и спускались на юг по западному берегу Африки, вероятно, основывая торговые фактории на Золотом береге, Береге Слоновой Кости и нигерийском побережье, пока экспедиции на юг не привели их в незаселенные местности. Мне представлялась река, которая с тех пор пересохла, заилилась или ушла в сторону, изменив направление и глубину. Река эта должна была вытекать из большого озера типа Макарикари, Нгами, давно исчезнувшего из-за прогрессирующего обезвоживания Южной Африки. Колонизаторы вошли в эту реку – возможно, Гунене или Оранжевую, – проплыли по ней до истоков и оттуда разослали своих металлургов на поиски древних шахт Маники. Кто знает, возможно, они нашли в прибрежной гальке озер и рек алмазы; несомненно, они охотились на огромные стада слонов, населявших эту местность. Этих богатств хватило бы, чтобы оправдать постройку целого города, большой, окруженной стенами крепости и торгового пункта. Где они могли разместить этот город? Разумеется, там, где кончался водный путь. На берегу самого дальнего озера. Может быть, Макарикари? Или озера, которое некогда заполняло нынешнюю большую соленую котловину?