Зубы дракона - Майкл Крайтон Страница 9

– Вайоминг, – сказал Марш. – Хм. У нашей группы из-за этого будут проблемы?

Джонсон заметил, что он ничуть не выглядит встревоженным.

– Не вижу, с чего бы, – сказал Шеридан, с удивительной точностью сплевывая в металлический таз на другой стороне комнаты. – Пока вы не будете соваться в Вайоминг и Монтану, вы будете в относительной безопасности.

Марш попозировал фотографу, неподвижно стоя рядом с генералом Шериданом, после чего получил верительные письма к трем генералам и командующим фортами Ларами и Шайенн.

Спустя два часа они вернулись на вокзал, готовые продолжить путь на Запад.

У пассажирского выхода очень высокий, суровый с виду человек со своеобразным косым шрамом на щеке спросил Джонсона:

– Далеко направляетесь?

– Держу путь в Вайоминг.

И, едва ответ слетел с его губ, Джонсон вспомнил, что должен был вместо этого сказать «в Колорадо».

– Вайоминг! Тогда удачи, – ответил человек и отвернулся.

Спустя мгновение рядом с Джонсоном оказался Марш:

– Кто это был?

– Понятия на имею.

– Что ему было нужно?

– Он спросил, далеко ли я направляюсь.

– Вот как? И что вы ответили?

– В Вайоминг.

Марш нахмурился:

– Он вам поверил?

– Понятия не имею.

– А если судить по виду – он поверил?

– Да, профессор. Думаю, что поверил.

– Вы так думаете?

– Я совершенно уверен, профессор.

Марш уставился на удаляющегося человека. Вокзал все еще был оживленным, полным людей. Порождающий эхо громкий шум пронзали свистки отправляющихся поездов.

– Я уже предупреждал вас насчет разговоров с незнакомцами, – в конце концов сказал Марш. – Человек, с которым вы говорили, – любимый десятник Копа, Нави Джо Бенедикт. Жестокий образчик человеческой расы, головорез. Но если вы сказали ему, что мы направляемся в Вайоминг, все в порядке.

– Вы имеете в виду, что мы не едем в Вайоминг?

– Нет, – ответил Марш. – Мы едем в Колорадо.

– В Колорадо!

– Конечно. Колорадо – лучший источник костей на Западе, хотя нельзя ожидать, чтобы такой дурак, как Коп, знал это.

У города Клинтона, штат Айова, Чикагско-Северо-Западная железная дорога перенесла их через Миссисипи по двенадцатипролетному железному мосту почти в милю длиной.

Студентов взволновала переправа через самую большую реку Америки, но, как только ее громадная мутная ширь осталась позади, они снова впали в апатию.

Айова была краем холмистых пахотных земель с немногими заметными вехами и местами, которые могли бы заинтересовать. Сухой жар врывался в окна, а вместе с ним время от времени – бабочка или другое насекомое. Унылая потная скука окутала экспедицию.

Джонсон надеялся хотя бы мельком увидеть индейцев, но не увидел ни одного. Пассажир рядом с ним засмеялся:

– Здесь не было индейцев сорок лет, со времен войны Черного Ястреба. Если вам нужны индейцы, вам следует отправиться на Запад.

– А разве здесь не Запад? – спросил Джонс.

– Еще нет. Он за Миссури.

– А когда мы пересечем Миссури?

– По другую сторону Сидар-Рапидс. Спустя полдня.

Но открытые прерии и тот факт, что они пересекли Миссисипи, уже оказали на пассажиров свое воздействие. На каждой станции и остановке для заправки люди выходили на платформу и палили из пистолетов в луговых собачек и тетеревов. Птицы с криками взмывали в воздух; маленькие грызуны с верещанием ныряли в укрытия. Никто ни разу никого не подстрелил.

– Ну вот, – заметил один из пассажиров. – Теперь они чувствуют себя на просторе.

Джонсону просторы казались скучными.

Студенты развлекались, как могли, картами и домино, но то было безнадежное дело. Некоторое время они выходили на каждой станции и прогуливались, но в конце концов даже остановки стали уныло похожими друг на друга, и люди обычно оставались в вагоне.

В Сидар-Рапидс поезд остановился на два часа, и Джонсон решил размять ноги. Завернув за угол крошечной станции, стоявшей на краю пшеничного поля, он увидел, что Марш тихо разговаривает с человеком со шрамом – человеком Копа, Нави Джо Бенедиктом. Судя по их поведению, они были хорошо знакомы друг с другом. Спустя некоторое время Марш вынул что-то из кармана и протянул Бенедикту; Джонсон увидел блеснувшее в солнечном свете золото. Уильям нырнул за угол, прежде чем его заметили, и поспешил обратно в вагон.

Когда поезд снова тронулся, Джонсон пришел в еще большее недоумение: Марш тут же подошел и сел рядом с ним.

– Интересно, куда Коп отправится нынче летом? – спросил Марш, словно размышляя вслух.

Джонсон промолчал.

– Интересно, куда отправится Коп? – повторил Марш.

– Очень хороший вопрос, – сказал Джонсон.

– Сомневаюсь, что он, как и мы, направляется в Колорадо.

– Не знаю.

Джонсон начинал уставать от этой игры; он позволил себе уставиться Маршу прямо в глаза и не отвел взгляд.

– Конечно, не знаете, – быстро сказал Марш. – Конечно, нет.

Они пересекли Миссури рано утром у Каунсил-Блаффс – конечной станции Чикагско-Северо-Западной. За мостом, на стороне Омахи, начиналась железная дорога «Юнион Пасифик», тянувшаяся до самого Сан-Франциско.

Вокзал «Юнион Пасифик», представлявший собой огромное открытое депо, был забит путешественниками самого грубого пошиба. Суровые мужчины, размалеванные женщины, головорезы с границы, карманники, солдаты, плачущие дети, продавцы еды, лающие собаки, воры, бабушки и дедушки, стрелки – огромная пестрая масса людей, буквально пылавших лихорадкой наживы.

– Эти – в Черные Холмы, – объяснил Марш. – Они снаряжаются здесь, прежде чем отправиться в Шайенн и форт Ларами, а оттуда путешествуют на север к Черным Холмам в поисках золота.

Студенты, которым не терпелось вкусить «настоящего Запада», были в восхищении и воображали, что сами тоже стали более настоящими. Но, несмотря на лихорадочное возбуждение, Джонсону это зрелище показалось печальным. В своем дневнике он записал: «Надежды толпы на богатство и славу или, по крайней мере, на будущий комфорт могут так легко развеяться! Потому что наверняка только горстка здешних людей найдет то, что ищет. А остальные встретятся с разочарованием, невзгодами, болезнями и, возможно, смертью от голода, от рук индейцев или мародерствующих грабителей, которые охотятся за полными надежд, отправляющимися на поиски золота пионерами».

И с оттенком иронии добавил: «Я от всего сердца рад, что не направляюсь в неведомые, опасные Черные Холмы».