Продано! Искусство и деньги - Пирошка Досси Страница 10

Тем самым циркулирующие на рынке искусства деньги усиливают ту его особенность, которую экономисты называют Winner-Takes-All-Markt – победитель получает всё. Отличительный признак такого рынка – огромная разница цен при незначительной или вовсе несуществующей разнице в произведенной работе. Рынок делится на две части: маленький шумный сегмент с высокими и растущими ценами и большой низкоценовой сегмент, расширяющийся вследствие эрозии середины. Тут идет борьба за существование действующих в среднем ценовом сегменте галерей, у которых, вследствие растущих издержек – таких, как ставшее необходимым, в рамках глобализации, участие в международной выставочной карусели, – и снижающейся покупательной способности их клиентов из среднего класса, деньги уже на исходе. Ведь всеобщий бум на рынке искусств происходит далеко не везде. Он ограничивается всемирными торговыми площадками, на которые и приходится большая часть товарооборота галерей. Те, кто не могут туда пробиться и ограничиваются локальной клиентурой, борются за выживание на тонущем корабле снижающегося внутреннего спроса.

В Средние века влияние на искусство оказывала церковь. Ян ван Эйк стал великим художником именно на службе христианской религии. В своих алтарных картинах он превратил библейские истории в своего рода божественный опыт и предложил своим заказчикам Всемогущего во спасение. В эпоху Возрождения направленный против Папы лаицизм Медичи нашел свое выражение в искусстве. В своих воспевающих телесное начало картинах Боттичелли придал ему чувственную форму. Именно так отражаются в искусстве условия занятого исключительно преумножением денег рынка. На оживленном рынке искусство – это продукт, успешный только тогда, когда в потоке предложений он немедленно привлекает внимание. Прос тота послания и мгновенность производимого впечатления играют центральную роль в соревновании за привлечение внимания. Стремление вызвать у зрителя мгновенную реакцию, установка на эффект ность обнаруживает параллели со стратегией рекламы. Хорошее для рынка произведение искусства – это то, которое раскрывается с первого взгляда. Ибо второй взгляд часто падает уже на следующее.

Взаимосвязь экономики, благосостояния общества и художественного рынка, а также их влияние на искусство не являются приметой исключительно нашего времени. Уже в Нидерландах XVII века обнаруживается связь между подъемом экономики, новообретенным богатством и ширящимся спросом на художественную продукцию. Растущий спрос оказал не только количественное, но и качественное влияние на художественную продукцию и ее потребление. Охват новых покупательских кругов, располагающих более чем достаточными деньгами, но недостаточно образованных для того, чтобы понять сложные отсылки к мифологии и аллегории, ведет к постепенной эрозии идейного содержания картин [49]. Стремительное увеличение спроса со стороны молодых, радостно потребляющих собирателей провоцирует соответствующие изменения в искусстве. «Современное искусство разработало единый глобальный язык, – радуется Самюэл Келлер, директор ярмарки Art Basel, – понятный и без художественно-исторической подготовки» [50]. Интеллектуальная глубина произведения играет против художника. Как утверждает опытная собирательница Ингвильд Гётц, неоднозначным художникам, создающим сложные работы, сегодня особенно тяжело. Часто они вовсе не попадают в первые строки художественных рейтингов или быстро вылетают оттуда, если вдруг срывается выставка или газеты не поднимают достаточно шума. Определенный сегмент сегодняшнего искусства уже капитулировал перед динамикой стремительного рынка. Они выбросили белый флаг и декларируют в проспектах выставок собственную бессодержательность: не ждите от меня откровений! Они ничего не скрывают. Король голый, но никто не замечает отсутствия нового платья. Другие художники отказываются от внешней эффектности и саморекламы и организуют выставки, которые не обещают ничего, кроме пустых выставочных залов.

Рынок меняет и условия художественного производства. Чем больше денег течет на рынок, тем дороже стоит производство пользующегося спросом товара под названием «искусство». Видеоискусство, прежде снимавшееся с минимумом затрат, теперь должно конкурировать с работами голливудского качества. Это стоит денег. Показательный пример – Мэтью Барни. Многомиллионным проектом были пять фильмов его масштабного цикла «Кремастера». Только для второй части цикла галеристка Барбара Глэдстоун предоставила художнику 1,7 миллиона долларов в качестве аванса за право на продажу ограниченного тиража DVD, плакатов и скульптур. Последняя часть потребовала около 4 миллионов долларов [51]. Помимо профессиональных актеров в проекте участвовали специалисты по спецэффектам, киноархитекторы и художники-костюмеры. Спорный вопрос, всегда ли искусство становится тем лучше, чем дороже его производство. Бесспорно лишь то, что оно становится дороже.

Современное искусство уже провозглашено «ведущей культурой». Многие считают, что впервые в истории интеллектуальным мейнстримом стало не искусство прошлого, а искусство современное. Взгляд в прошлое доказывает ошибочность такого мнения. Мало кто относился к искусству с большим уважением и восторгом, чем буржуазия конца XIX века. И немногие имели столько денег для его приобретения. А покупали разбогатевшие предприниматели, в первую очередь, современное искусство. Для поколения, верящего в будущее, во всеобщий и постоянный прогресс, интерес к современности был выражением его мироощущения. Северогерманский фабрикант Аренс, стальной барон Болков, производитель пилюль Холловэй и торговец хлопком Мендель соперничали друг с другом, поднимая все выше цены на картины, и тем обогащали современных им академических художников. Многие следовали их примеру. Суммы, отдаваемые за современное искусство, впечатляли. Журналисты провозглашали новый Ренессанс, финансируемый новыми Медичи [52]. Однако единственный вывод, который можно сделать из сложившейся тогда ситуации, заключается в том, что денежные вливания сами по себе не являются гарантией золотого века искусства. Охотничья сцена Эдвина Лэндсира, за чьи работы два поколения спустя едва ли можно было выручить несколько сотен долларов, стоила дороже «Мадонны в гроте» Леонардо. Забытый сегодня Лорд Лейтон стоил втрое дороже Боттичелли. За деньги, что были заплачены за такую пропитанную духом времени картину, как «Тень смерти» прерафаэ лита Уильяма Холмана Ханта, можно было купить всего Мане [53]. Тео Ван Гог продал в Париже картину брата за 100 франков, в то время как в той же галерее картина французского художника Альфонса де Нёвилля предлагалась за 150 тысяч франков [54]. Среди популярных в салонах английских нуворишей и широко продаваемых художников были Лоуренс Альма-Тадема и Эдвин Лонг. Своими картинами они удовлетворяли ориентализм и жажду роскоши, свойственные этому времени, и раз за разом попадали в яблочко. В 1875 году монументальное полотно Лонга «Ярмарка невест в Вавилоне» было объявлено сенсацией и с ликованием встречено членами Королевской академии. Через пять лет лишенная всяческого движения громада, изображающая торги белокожими красавицами на арабской ярмарке невест, была продана с молотка за рекордную сумму в 7350 фунтов. Сегодня остается недоуменно качать головой по этому поводу – как и по поводу викторианских виртуозов, которые, благодаря таким поклонникам, как автор мюзиклов Эндрю Ллойд Уэббер и поп-певец Элтон Джон, снова достигли рекордных цен. Нельзя не увидеть в нынешнем художественном буме некий современный вариант викторианского рынка искусства и не задаться невольным вопросом, кто будет Эдвином Лонгом наших дней.