Как стереотипы заставляют мозг тупеть - Клод М. Стил Страница 11

Одно изменение инструкции, и гендерная личная идентификация, которая обычно преследовала их в работе с высшей математикой, уйдет.

Поэтому у нас был план. Мы проведем эксперимент, как и раньше. Мы наберем сильных в математике женщин и мужчин в Мичигане. Мы дадим всем сложный тест по математике в одной комнате. И для группы, в которой мы не хотели, чтобы женщины испытали риск стигмы, мы представим тест как тест, не показывающий разницу полов.

Так встанут на место все элементы, которые нам нужны, чтобы противопоставить две большие идеи друг другу в эмпирическом тесте. Если женщины, для которых давление стигмы было снижено, выполнят задание так же хорошо, как мужчины, равные им по способностям в этом эксперименте, мы будем знать, что давление стигмы ухудшало их показатели в более ранних исследованиях. Мы бы знали, что давление может оказать большое влияние на успеваемость женщин по математике. Но если снижение этого давления не повлияет на выполнение женщинами теста, (если женщины все-таки выступят хуже, чем одинаково образованные мужчины), то мы будем знать, что не давление выступало фактором в наших предыдущих результатах, а что-то еще имело место. Возможно, нечто, касающееся социализации, или возможно – «вторая гипотеза» Саммерса.

На тот момент в наших исследованиях мы со Стивом не особенно сосредотачивались на более серьезных последствиях. Но в том эксперименте мы понимали, что ставки были высоки. Мы были взволнованы и напряжены.

И результаты оказались грандиозными. Они дали нам четкий ответ. Среди участников, которым сообщили, что тест показывал гендерные различия, где женщины все еще могли чувствовать угрозу подтверждения стигмы, женщины сработали хуже, чем одинаково квалифицированные мужчины – так же как в ранних экспериментах. Но среди участников, которым было сказано, что тест не показывает гендерных различий, где женщины были свободны от угрозы быть осужденными из-за стереотипа, женщины выступили на таком же высоком уровне, что и одинаково опытные мужчины. Их неуспеваемость исчезла. [7]

Не будет преувеличением сказать, что результаты изменили ход нашей исследовательской жизни. Они дали нам первый эмпирический сигнал, что давление стигмы, о котором мы выдвигали теории, было на самом деле достаточно мощным, чтобы повлиять на повседневный опыт женщин, занимающихся математикой, особенно математикой на пределе своих навыков, где разочарование неизбежно. Они одновременно сказали нам, что отставание женщин в математике, где оно происходило, могло быть более поправимо, чем люди думали. Устранение угрозы подтверждения стереотипа, которая обычно довлеет над женщинами, занимающимися сложной математикой, резко улучшило их показатели – как снятие «ошейника» с учеников Джейн Эллиотт улучшило их успеваемость.

Ни в коем случае у нас не было полного объяснения наших выводов. Книга расскажет об этом намного больше. Также нам нужно было проявить осторожность в обобщении наших выводов. Они не подразумевали, например, что устранение угрозы стигмы ликвидирует все различия между полами в математике. Наиболее наблюдаемые различия в результатах между полами по математике не отмечаются между образцами мужчин и женщин, отобранных по схожести математических навыков и мотивации, как в наших экспериментах. Они находятся между образцами мужчин и женщин, которые могут отличаться в навыках и мотивации потому, что по-разному осваивали учебную программу по математике, имели различный интерес к математике, различное воздействие угрозы стигмы в течение жизни и так далее. Снятие «ошейника» угрозы стигмы в одном случае может уменьшить различия, но необязательно ликвидировать их полностью.

Тем не менее результаты ясно сказали Стиву и мне, что нам предстояло прояснить важное явление – то, которое может играть особенно печальную роль в прогрессе женщин в связанных с математикой сферах.

Исследования показали, что чем дальше женщины продвигаются в математике, тем труднее им продолжать. Многие факторы способствуют этому: роли женщин в обществе, возможно дискриминация против женщин в математике, возможно низкие ожидания по поводу их способностей. Мы со Стивом чувствовали, что нашли еще одно объяснение: угроза подтвердить подозрения общества на счет математических способностей женщин, которая возникает в тяжелый момент во время продвижения к новому этапу математических достижений, – это и есть большое препятствие у них на пути.

Именно эта находка изменила наши жизни как исследователей и отдала нам приказ к действию.

Но нам пришлось признать, что наша идея была необычной. Крошечные шаги, ведущие к ней, были последовательны: мои студенческие интервью, данные, показывающие феномен неуспеваемости, а теперь наши эксперименты с женщинами в математике. Тем не менее это была необычная идея – идея, предполагающая, как оно и было, что групповые стереотипы (например, стереотипы о женских математических способностях) могут вызвать достаточное разрушение, чтобы вмешаться в успеваемость сильных студенток-математиков в стандартизированных тестах и, возможно, в их математическую карьеру в целом.

Наша мысль была также необычной, потому что предполагала, что так может произойти без дурных намерений, без предвзятых людей, например. Наши тестируемые были одни в комнате. У них не было основания полагать, что эксперимент проводился людьми, имеющими предубеждения против женщин. Тем, что они знали, была культура данного общества. Они знали, что люди в этой культуре склонны видеть математические способности как нечто, больше присущее мужчинам, чем женщинам. Они знали, что их выступление могло бы подтвердить эту точку зрения. И женщин, вкладывающих силы в математику, такой ход мыслей расстраивал и отвлекал настолько, что мешал их работе.

Ровно так же наша идея не имела общего хода. Она не появилась в списке причин в исследовательской литературе относительно того, почему немногие женщины достигают элитных уровней математики и естественных наук. Мы представили разрабатываемые версии идеи на конференциях. Людям нравился вывод, что производительность женщин в математике может быть значительно улучшена путем избавления от риска подтверждения негативного мнения о математических способностях женщин. Но им было сложно удержать наше объяснение в голове как отдельную идею. Они сводили все к чему-то другому. Они говорили: «Разве вы не говорите, что женщины имеют более низкие ожидания от своей математической работы и, когда они сталкиваются с высшей математикой, они просто самостоятельно реализуют эти низкие ожидания?» Мы думали об этом. Но это не объясняло наши результаты. Женщины в нашем эксперименте были выбраны за то, что имели высокие ожидания. Они всегда были хороши в математике, и они хорошо работали, когда им сказали, что тест не может определить гендерные различия. Если сложная математика вызвала низкие ожидания, которые при самореализации заставляли женщин отставать, наши испытуемые тоже должны были отстать. Этого не произошло.