Время желаний. Как начать жить для себя - Джейн Мэтьюз Страница 12

У нас большие ожидания от дружбы – порой даже слишком большие. В любых отношениях неизбежно бывают взлеты и падения. Мы все говорим порой то, о чем позже жалеем. (Генерал Франко однажды сказал: «Человек – хозяин того, что не сказал, и раб того, что сказал».) Критические замечания всегда болезненны – особенно от друзей. Честно признаюсь, я к этому особо чувствительна. Я стараюсь поставить сказанное в контекст давней дружбы – надо видеть картину в целом, а не только мелкие ее фрагменты.

Наши чувства по отношению к друзьям отражают наши чувства по отношению к себе самим.

Иногда друзья недовольно морщатся, когда кто-то откалывается от группы и делает что-то иное. Я аплодирую всем, кто пытается что-то сделать. Мне очень нравятся слова Теодора Рузвельта: «Не критик заслуживает уважения, не тот, кто указывает на промахи сильного или на то, что человек деятельный мог сделать лучше. Уважение вызывает человек, который отважно выходит на арену, лицо которого испачкано пылью, потом и кровью, который храбро борется, который ошибается… И если такого человека постигает неудача, то это, по крайней мере, будет поражением настоящего воина». И, как говорил финский композитор Сибелиус: «Никогда не обращай внимания на то, что говорят критики. Помни: ни один памятник еще не был воздвигнут в честь критика!» Если ваши критики не «на арене», они не имеют права ни на замечания, ни на осуждение.

Вы не можете управлять тем, что они говорят, но можете управлять собственной реакцией на их слова. Вы можете реагировать на критику, а можете – отвечать. Реагируя, вы дублируете ущерб и просто отражаете его назад. Старайтесь продуманно отвечать. Больше размышляйте и созерцайте. Я уверена, что часто критика подсознательно основывается на неудовлетворенности критикующего. Это такая своеобразная «дружеская зависть»! Наличие плана на будущее – манифеста среднего возраста – делает вас хозяйкой собственной судьбы. Вы управляете всем. И как говорит мой тренер, Нэнси Шерр: «А остальное чепуха!»

К сожалению, в сравнении с нашими предками сегодня нам очень не хватает чувства общности. Беседы у колодца или очага заменило виртуальное общение или пара слов у офисного кулера. Один из самых очевидных способов возвращения чувства общности – это знакомство с соседями. Возможно, вам повезло, и вы живете там, где все друг друга знают. Я поначалу вообще никого не знала в своем районе. На моей улице все (и я в том числе) просто спешили по своим делами, выходя из домов и возвращаясь обратно. В прошлом году мы устроили первый уличный праздник в Рождество – и все пришли! Думаю, все просто ждали, когда кто-нибудь сделает первый шаг! И теперь в моей солнечной системе отношений появилась новая планета.

В среднем возрасте роли кардинально меняются, и нам приходится присматривать за родителями и переживать боль от их ухода. Когда родители стареют или болеют, то отношения с ними часто улучшаются, становятся очень откровенными и близкими. У меня есть несколько подруг, у которых отношения с родителями складывались так себе. Но теперь они очень сблизились, стали более терпеливыми и терпимыми друг к другу.

Стыдно признаться, но я не такая. Мне было мучительно видеть, как угасают мои родители. Мне было больно видеть, как люди, которых я так любила, теряли физические силы (как мой отец) или погружались в тайный мир деменции (как моя мать). Я становилась нетерпелива и раздражительна. Я не могла вынести, что сама их сущность погибает у меня на глазах, что их мир сужается с каждым днем. Глядя на родителей, трудно не воспринимать старость как период дряхлости и угасания. Мы можем убеждать себя, что наша старость будет здоровой и бодрой, но, как сказала Бетт Дэвис: «Старость не для слабаков».

Единственное, что будет иметь истинную ценность – есть ли у нас любимые люди и любят ли они нас.

Геронтолог Томас Коул в книге «Путь жизни: Культурная история старения в Америке» пишет, что старение «подобно болезни и смерти вскрывает самый фундаментальный конфликт человеческого существования: напряженность между бесконечным честолюбием, мечтами и желаниями, с одной стороны, и уязвимостью, ограниченностью и страданиями физического существования – с другой».

В среднем возрасте невозможно скрыться от соприкосновения со смертью. Она перестает быть просто неприятным словом. Меня больше всего пугает, что мои воспоминания о конце жизни родителей – с трудом садящийся отец, когда-то сильный и красивый, худые руки матери (одни косточки!), ее пустой взгляд – гораздо сильнее воспоминаний о том, какими сильными, необычными и яркими людьми они были когда-то. Мне говорили, что со временем это пройдет, но пока ничего не меняется.

Мир делится на тех, чьи родители умерли, и тех, у кого они еще живы.

Я все еще замираю, когда наталкиваюсь на какую-то мелочь – например, ленточку, связанную руками моей матери. Слезы застилают мне глаза. Говорят, когда родители умирают, нужно безжалостно избавляться от всех вещей. Старая одежда матери, ее кресло или лампа – это не она.

Глядя на свое отражение в зеркале, я вижу свою мать. Я вспоминаю о ней, когда в моей речи проскакивают ее любимые словечки. Я так скучаю по ней… Нет, не думайте, что у нее не было недостатков. Я никогда в жизни не видела, чтобы она читала книгу. Ей были свойственны снобизм и резкость суждений. Она могла закрыть глаза на многое, если это ей было выгодно. Но она была очень стильной – в 1960-е годы в Челси она дружила с Мэри Куант. [13] И она умела жонглировать. А еще была единственным из всех, кого я знаю, кто мог мгновенно разобрать букет из разных цветов и стильно расставить их в вазы. И она готовила восхитительный суп с перловкой и ягненком – «лисий суп». (И представляете, в ее поваренной книге не оказалось этого рецепта!)

Когда я это пишу, мне безумно жаль, что я – единственный человек на планете, который все это знает. (И что у моего отца на животе была родинка, по форме напоминающая карту Испании!) Мне бы хотелось записать их истории, пока они еще были живы. Я однажды пыталась записать мамины рассказы, но стоило ей увидеть микрофон, как она тут же замолчала. Я так хочу, чтобы они снова оказались рядом, и я бы смогла сказать, как я им благодарна и как сильно любила их. Думаю, они знали, но я так хочу сказать им это еще раз…

Недавно я наткнулась на два лучших описания утраты. В одном блоге я прочла: «Часть твоего сердца опустела и вечно останется пустой». А у писательницы Анны Фандер я нашла такие слова: «Горе опустилось на меня, как клетка».

Когда кто-то умирает, огромное утешение приносят письма. Пишите письма родственникам. (Один близкий человек сказал мне, что нет смысла писать моему отцу после его смерти. Неправильно. Пишите письма – или не пишите их, но не ищите оправданий.) Я нашла стихотворение Мэри Элизабет Фрай, которое всегда трогает меня до слез.