Семейная педагогика. Воспитание ребенка в любви, свободе и творчестве - Юрий Азаров Страница 13

2. Семье и образованию нужны личности, подобные личности Ушинского

Возрождение отечественной культуры связано не только с возрождением идей, но и, главное, – с возрождением образа жизни людей, причастных к образованию.

Вот почему я хочу рассказать о личности Ушинского, творившего в период самых значительных социальных реформ XIX века. Всматриваясь в его судьбу, думаешь, как же недостает нам именно таких личностей, ибо без их света жизнь школы и семьи – тьма!

Личностью я называю нравственного человека, для которого любовь и свобода – главные человеческие ценности. Подлинно нравственная личность не замыкается на своих узких интересах. Она живет тревогами своей семьи, своего народа, а следовательно, и государства.

Да, он был прежде всего патриотом своей страны, а затем уже педагогом.

Он был прежде всего демократом по убеждениям, а затем уже теоретиком.

Он был прежде всего кристально честным человеком, а затем уже методистом-воспитателем.

Когда соприкасаешься с личностью Ушинского, невольно приходит на ум определение, данное Белинскому, – неистовый.

Представьте себе молодого человека, худощавого, выше среднего роста, крайне нервного. Лицо резко выделяется своей бледностью в строгой раме черных как смоль волос; тонкие бескровные губы и проницательный взор, который, кажется, видит человека насквозь. Каждое движение подчеркивает сильный характер и упорную волю. «Мне кажется, – вспоминает о нем одна из его учениц, Е. Н. Водовозова, – если бы знаменитый русский художник В. М. Васнецов увидел Ушинского, он написал бы с него для какого-нибудь собора тип вдохновенного пророка-фанатика, глаза которого во время проповеди мечут искры, а лицо становится необыкновенно строгим и суровым. Тот, кто видал Ушинского хотя раз, навсегда запоминал лицо этого человека, резко выделявшегося из толпы даже своею внешностью».

Прибавьте к этой характеристике еще и высокие его помыслы – все для России, все для любимой родины, его открытую непримиримость к косности, к казенной официальной науке, к мерзостям самодержавия, высокую образованность – и тогда станет понятным его тернистый жизненный путь в условиях социальных реформ его времени.

Его жизнь – напряженная борьба. Непримиримая, неравная… Это была борьба бескорыстного человека с силами зла. Человека, который поставил жизненной целью (об этом он написал в своем дневнике) «отдать все потомкам… не ждя награды ни на земле, ни на небе, знать это и все-таки отдать им и жизнь свою – велика любовь к истине, к благу, к идее! Велико назначение!»

Это была борьба человека, который знал, что ему угрожают лишения, а возможно, и ссылка. Ведь не случайно его рукой в семейном альбоме как величайшее откровение, как клятва были написаны слова: «Известно мне, погибель ждет / Того, кто первый восстает / На утеснителей народа, / Судьба меня уж обрекла. / Но где, скажи, когда была / Без жертв искуплена свобода?»

«Будучи глубоко русским человеком, – писал о нем его друг и соратник Л. Н. Модзалевский, – Ушинский также был в полном смысле «западником», хотя и относился строго критически к западной науке и образованности вообще, а к западной школе – в особенности, немецких же педагогов даже недолюбливал за их нередко слишком сухой педантизм и излишнюю чисто кабинетную теоретичность. Потому и ратовал за то, чтобы в образовании Россия пошла не по немецкому, а по своему пути, используя тот опыт, который был накоплен уже в те времена Швейцарией, Америкой, Францией».

Я любил русскую литературу. Жил ею. Рассказывал детям о ее подвижнической роли, о готовности писателей понести любые жертвы во имя защиты народа, во имя защиты своих убеждений. Но одно дело – литература. Другое дело – твоя сегодняшняя жизнь. Я не ставил перед собой вопрос: «А любишь ли ты народ? А готов ли ты…» Такой проблемы не существовало. Мне просто было хорошо, когда я вырывался на сельские и лесные просторы, оказывался вдали от суетной моей школьной жизни, начиненной педантизмом, бумагами, отчетами, порядками, дежурствами, разбирательствами неуспевающих. Открывалось в душе что-то хорошее, что манило и рождало силы. Иногда я уходил с детьми в лес. Иногда, под предлогом посещения их семей с целью изучения условий быта и прочего, я вставал на лыжи и отправлялся за десять, а то и больше километров в глухие деревни, где встречался с суровым, бедным и вместе с тем прекрасным, трогательно-чистым миром простых людей.

Я видел, как общаются родители с детьми, как доверчиво послушны и исполнительны дети, какой свет излучают бабушки, какой покой царит кругом. Покой, в котором я так нуждался тогда. Я видел бедность моих учеников и их родителей и вместе с тем ощущал в простых людях величие духа. Я начинал понимать, что без этого духа образование – ноль, а вся учительская работа – суета сует! Сегодня, бывая в сельских школах, устанавливаю: ничего не изменилось за последние сорок лет. Разве что стало хуже: больше преступности, пьянства, бродяжничества. И вместе с тем именно в простых трудовых семьях хранится то нравственное величие, которое прошло испытание голодом и нищетой, ссылками и лагерями. И при этом сохранило свою сущность. Может быть, это нравственное величие и надо прежде всего привносить в практику современного образования, в практику молодой семьи. Сегодня, ориентируясь на Запад, мы нередко забываем свои достоинства. А ведь об опасности подобного забвения еще в прошлом веке предупреждал Ушинский.

Я видел бедность моих учеников и их родителей и вместе с тем ощущал в простых людях величие духа. Я начинал понимать, что без этого духа образование – ноль, а вся учительская работа – суета сует!

Замечу сразу: К. Д. Ушинский, развивая принцип народности в общественном воспитании, одновременно выступал против односторонних тенденций славянофильства и западничества.

Научные истины, по его мнению, могут быть общими, психологические приемы и методические находки, добытые в разных странах, могут быть использованы любым народом, но система воспитания в целом у каждого народа своя, со своими национальными особенностями, учитывающая уровень развития общества, специфику национального характера и творческие силы самых различных слоев страны.

Рассматривая историю народа как историю его политических прав, Ушинский писал: «…воспитание, созданное самим народом и основанное на народных началах, имеет ту воспитательную силу, которой нет в самых лучших системах, основанных на абстрактных идеях или заимствованных у другого народа… Всякая живая историческая народность есть самое прекрасное Божие создание на земле, и воспитанию только остается черпать из этого богатого и чистого источника».

Защищая самобытность русского народа, глубоко веря в его творческие силы, напоминая о всемирно известных подвигах простых людей своей страны в борьбе с различными интервентами, он предостерегал от слепого подражания другим нациям, стремился пробудить в учительстве подлинный патриотизм и национальное самосознание, чувство гражданского и человеческого достоинства.