Страх. Почему мы неправильно оцениваем риски, живя в самое безопасное время в истории - Дэн Гарднер Страница 17

Для охотников и собирателей, живущих в африканской саванне, Правило примера было действенным универсальным правилом. Все потому, что мозг избавляется от незначительных воспоминаний: со временем оно стирается. Так что если охотник с трудом припоминает, что кто-то почувствовал себя неважно после того, как попил из этого водоема, скорее всего, это было достаточно давно и подобное больше не повторялось, а значит, логично предположить, что вода в этом водоеме безопасна для питья. Но если в памяти живо встает воспоминание, как у кого-то скрутило живот после нескольких глотков из пруда, высока вероятность, что это произошло совсем недавно, и лучше найти другой источник, чтобы утолить жажду. Так Внутренний голос опирается на практический опыт и память.

Правило примера особенно эффективно при обучении на негативном опыте. Змея свернулась кольцом и шипит в нескольких сантиметрах от вашего ботинка. Приближающийся грузовик занесло, и он вылетел на вашу полосу. Мужчина приставил нож к вашему горлу и советует не сопротивляться. В каждом из этих случаев амигдала – область мозга, имеющая миндалевидную форму, – стимулирует выработку особых гормонов, включая адреналин и кортизол. У вас расширяются зрачки, ускоряется сердцебиение, мышцы напрягаются. Это стандартная реакция «бей или беги». Ее цель – произвести быстрое ответное действие на непосредственную угрозу. Однако есть еще одна функция: гормоны временно усиливают функции памяти, чтобы ужасный опыт, вызвавший реакцию, хорошо запомнился. Подобные травматичные воспоминания могут сохраняться надолго. Иногда их с легкостью можно восстановить в памяти через несколько лет после события. И одного этого воспоминания Внутреннему голосу достаточно, чтобы заставить человека неясно чувствовать угрозу.

Амигдала играет значительную роль даже в менее драматичных обстоятельствах, чем те, которые запускают реакцию «бей или беги». Нейроученые обнаружили, что у людей, сидящих в безопасности в университетской лаборатории, амигдала неожиданно и быстро активируется, когда им показывают пугающие их изображения. И чем выше активность, тем более устойчивы последующие воспоминания. Психолог Дэниел Шактер в своей книге The Seven Sins of Memory («Семь грехов памяти») отмечает, что люди, которым показывают различные слайды – от повседневных (мать ведет ребенка в школу) до пугающих (ребенка сбивает машина), – лучше запоминают изображения с негативной информацией.

При этом изображение не обязательно должно быть настолько ужасным, как попавший под колеса автомобиля ребенок. Достаточно просто страшного выражения лица. Нейроученый Пол Уилан обнаружил, что даже кратковременное его появление – так, что респонденты не успевают осознать, что оно их пугает, – стимулирует активность амигдалы. В результате воспоминание получается более ярким и сохраняется дольше.

Несомненно, страх – лучший способ надолго что-то запомнить, но есть и другие. Любое эмоциональное содержание делает воспоминание более устойчивым. Конкретные слова – яблоко, автомобиль, автомат – запоминаются лучше абстрактных понятий, например цифр. Очень хорошо запоминаются человеческие лица, особенно если они выражают эмоции. По мнению ученых, все перечисленные изображения стимулируют активность амигдалы столь же эффективно, как и пугающие образы. Кроме того, срабатывает еще и кумулятивный эффект. Яркая и эмоциональная картинка, особенно если на ней есть лицо, почти наверняка привлечет наше внимание в череде отвлекающих факторов, с которыми мы сталкиваемся ежеминутно, и отложится у нас в памяти. Так, я с большей вероятностью запомню, по крайней мере на некоторое время, незнакомого мне ребенка, который громко плакал на улице, потому что упал и разбил коленку, чем скучную беседу о налогах за званым ужином с человеком, чье имя я забыл чуть ли не в тот же момент, как его услышал.

Содействует запоминанию и эффект новизны. Психологи обнаружили, что, как правило, люди способны подробно описать, чем занимались в течение предыдущего рабочего дня. Через неделю большинство деталей стираются из памяти, и их замещают события типичного рабочего дня. Иными словами, люди уже не вспоминают, а придумывают свои воспоминания. Дэниел Шактер назвал это эффектом интерференции. Рабочий понедельник похож на рабочий вторник и на все последующие рабочие дни, а потому, когда вы через неделю пытаетесь вспомнить, что делали на работе в прошлый понедельник, начинают накладываться воспоминания о других рабочих днях. А вот если прошлый понедельник был для вас последним днем перед отпуском, через неделю вы вспомните его подробности гораздо лучше, потому что он выбился из разряда типовых.

Запоминать лучше помогают концентрация и повторение. Когда вы что-то видите – все что угодно, – но даже не задумываетесь об этом, велика вероятность, что это никак не отложится у вас в памяти и забудется чуть ли не в тот же момент. Но если вы остановитесь и задумаетесь, воспоминание сформируется. Если вы мысленно вернетесь к этому моменту еще раз, воспоминание окрепнет. Например, студенты используют этот прием, когда зубрят билеты перед экзаменом. Но этот процесс может быть и не столь формальным: даже обычный разговор с коллегой у кулера будет иметь тот же эффект, так как делает воспоминания осознанными.

Очевидно, что для выживания человеку важна память о ситуациях, когда он подвергался риску. Но еще более полезной как для наших предков, так и для нас служила и служит способность усваивать опыт других и учиться на их ошибках. В конце концов, у нас нет запасной копии себя. Когда пещерный человек сидел у костра после длинного дня, проведенного в поисках пищи, вокруг того же костра собирались еще 20 или 30 его соплеменников. Воспользовавшись их опытом, он мог расширить свою базу для формирования суждений в 20 или 30 раз.

Обмен опытом подразумевает рассказывание историй. Но еще он означает необходимость ее визуализировать: слушая у костра рассказ, представить самого недалекого члена племени и как он заходит в реку на мелководье, представить, как он дотрагивается палкой до проплывающего мимо бревна, и как бревно неожиданно оказывается крокодилом, и увидеть кучу пузырей на воде на месте гибели незадачливого соплеменника. Нарисовав картину во всех подробностях, Внутренний голос запоминает ее и опирается на нее при вынесении суждений, как на личные воспоминания. Есть ли риск нападения крокодила у берега реки? Да. Вы ведь можете вспомнить как раз такой случай. Есть ли вероятность, что проплывающее мимо бревно – совсем не то, чем кажется? Определенно. Вы очень живо вспоминаете соответствующий пример. Вы можете даже не осознавать, что провели анализ, но результат будет налицо: у вас возникнет интуитивное чувство, что ближе вам подходить точно не стоит. Внутренний голос учел трагическую ошибку вашего соплеменника.

Не все воображаемые картины одинаково полезны. Когда кто-то делится пережитым опытом, это может быть весьма ценным. Но совсем другое дело, если рассказчик делится плодами своего воображения. Это уже художественный вымысел. Внутренний голос должен понимать это различие и относиться к историям соответственно. Вот только он, увы, не относится.

Один из первых экспериментов по изучению влияния интуиции на формирование суждений был проведен в 1976 году в США в ходе президентской предвыборной кампании. Первой группе респондентов предложили представить, что президентскую гонку выиграл Джеральд Форд и что он приносит клятву на инаугурации. После этого им задали вопрос: какова вероятность, что Форд станет президентом? Вторую группу респондентов попросили представить все то же самое, но только с Джимми Картером. Так у кого же из кандидатов выше шансы на победу? Большинство людей из первой группы были уверены, что у Форда, а большинство людей из второй – что у Картера. Последующие эксперименты дали похожие результаты. Какова вероятность, что вы угодите за решетку? Насколько вероятно, что вы выиграете в лотерею? Люди, которые представляют себе какое-то событие, больше уверены, что оно произойдет, чем те, кто этого не делает.