В поисках божественной обители. Роль мифа в современной жизни - Джеймс Холлис Страница 17

«К счастью» в понимании Камю – это совсем не felix culpa (благотворная рана) в средневековой теологии. Он знает, но знания его не спасают. Его больше не могут спасти ни социальные и религиозные институты, ни сельский врач, наконец, в спасении ему отказывает и собственное сознание. Его проклятие заключается в том, чтобы оставаться узником своего сознания, то есть оставаться, по меткому выражению Джерарда Мэнли Хопкинса, своим собственным «потеющим "Я"» [84]. Персонажи Камю потеряли внешний путь к храму и теперь страдают от внутреннего ада.

Эти пять авторов: Гете, Достоевский, Конрад, Кафка и Камю – по существу, описывали психологический взгляд на жизнь. В своем творчестве они не использовали результаты современной клинической практики и даже не знали ее терминологии, зато они точно узнавали характерные душевные волнения, присущие их современникам.

Наше обсуждение было кратким; можно было найти и рассмотреть другие подходящие примеры, но выбранные произведения составляют основу понимания внутреннего воздействия современного мифа в эпоху отсутствия мифа во внешней жизни. В этих произведениях описано психическое состояние человека, которое мы пытаемся понять, читая газеты, изучая историю и жонглируя разнообразными фактами. Но источник, порождающий эти факты, находится внутри каждого из нас.

Если мы хотим понять самих себя и свое время, то нам придется принять это, по сути, психологическое видение реальности. Здесь речь идет не о какой-то особенной теории или коррекции поведения, а о потребности интериоризировать свою ответственность, уметь видеть скрытую внутри природу выбора, прежде чем мы сможем во внешнем мире действовать эффективно и сознательно, по возможности проявляя сочувствие к себе и окружающим. То, что миф, по существу, стал психологическим, совершенно не значит, что психологическим стал окружающий нас мир; это значит, что мы предполагаем: источник всех наших знаний находится в человеческой психике.

Психологический взгляд на миф не искажает сам миф и не развивает саму по себе психологию. Миф всегда был носителем психических ценностей. При снижении чувствительности к мифу эти ценности удалялись в бессознательное отдельных людей или племен или же проецировались на внешние события или социальные институты. Поэтому к таким ценностям следовало обращаться осознанно, чтобы не принимать на себя ответственность за бессознательные ценности. Мы не можем позволить себе все время находиться во власти бессознательного, поэтому нам приходится принять психологический взгляд на реальность, чтобы различать характерные особенности нашего времени. Силы, которые когда-то содержались в мифе, теперь превратились в социальную патологию модернизма.

Рассматривать миф психологически не значит психологизировать его, то есть видеть в нем исключительно психологическое содержание. Наоборот, следует признать, что как раз психологический взгляд и оказался утерян нами. Он основывается на осознании того, что в нашей жизни проявляются те же великие паттерны, которые когда-то одухотворяли жизнь наших предков. Когда-то эти энергии были воплощены в живых образах, сосредоточены в повествованиях, которые мы называем мифами; теперь же нам самим приходится становиться их источником. Наша цивилизация не настолько проста, чтобы воспринимать мифы буквально или страдать от материализации этих энергий. Не имея возможности оживлять мифологемы, которые когда-то определяли жизнь целых поколений, мы не состоянии вызывать потенциальные несчастья, бессознательно проецируя эти энергии. Из-за такой проекции Тени на фюрера может сгинуть целый мир.

Так как мы не в силах вернуться обратно, к простоте, и оживить образы, ибо их покинула одухотворяющая энергия, и не можем позволить себе жить бессознательно, значит, нам придется учиться «считывать» мир психологически. Это «считывание» может вызвать ощущение неполноценности; оно не настолько аффективно заряжено, чтобы инициировать ужасное глубинное воздействие архетипа. Но наша ответственность состоит в том, чтобы осознать все, что уже стало истиной, то есть все, что уже действует и внутри человека, и в рамках истории.

Сто лет назад Фрейд и Юнг решили, что нужно развивать новый язык, новый способ отношения своих пациентов к страданиям. Они поняли, что лечат людей, оказавшихся между двумя пропастями, которые разверзлись из-за появившихся изъянов в традиционной религии и ограничений в медицинской науке. Задача ученых заключалась в определении душевных травм, воплотившихся в теле, поведении и аффектах. Чтобы проследить движение этих энергий, им следовало различать движение внутренних токов.

Мы, люди, живущие в современную эпоху, точно так же должны научиться психологическому считыванию, то есть уметь различать движения души, невидимые следы которой когда-то скрылись под покровом мифа. Такое умение считывать требует значительного уровня интеграции и формирует чувство собственного достоинства и свободы у человека, у которого повышается уровень осознания. И весьма немаловажно то, что такой человек становится менее опасным и для себя, и для общества.

Изменение великой парадигмы, сосредоточенной в самом ядре модернизма, представляет собой утрату мифической связи с космосом. Воплощение смысла, которое когда-то являл собой миф и поддерживающие его институты, ушло внутрь, по выражению Юнга, спустившись с Олимпа в солнечное сплетение, совершив переход от культового поклонения к психопатологии.

В рамках изменения парадигмы проявляется множество других смещений и изменений. Одно из самых поразительных связано с изменением роли личности. (К юнговскому определению индивидуации или, иначе говоря, к современному мифу мы обратимся позже.) Например, в наше время широко распространено мнение, что каждый человек несет ответственность за смысл своей жизни. Каждый, кто отворачивается от этой ужасной свободы, будет считаться зависимым и психологически незрелым. Очень важное смещение вторичной парадигмы заключается в потере и переопределении социально-половых ролей. Смысл этого развивающегося диалога состоит в освобождении мужчин и женщин от своей исторической предопределенности, которая ограничивала их энергию и травмировала их души.

В этой главе мы собираемся исследовать два главных мифических паттерна: великий круг и вечное возвращение – цикл жертвоприношения, диалектику жизни-смерти-возрождения и героическое странствие – человеческое развитие от невинности к опыту, от наивности к мудрости, от идентификации к индивидуации. Не без оснований можно утверждать, что вся мифология представляет собой амплификацию этих двух великих мифологем, несмотря на бесконечное количество их вариаций.

Исторически миф о вечном возвращении был связан с Богиней – Великой Матерью, а странствие ассоциировалось с Небом-Отцом, солярным героем. Оба пола принимали участие в цикле жизни-смерти-возрождения; оба были вынуждены совершать странствие к самим себе. Если в последующем повествовании вам покажется, что образы связаны с социально-половой ролью, то это получилось ненамеренно, а было извлечено из ряда исторических образов, который достаточно естественно возник из переживаний родной матери как источника жизни и родного отца как носителя искусственно созданной культуры. Проецирование на космос их индивидуальных идентичностей привело к появлению двух великих мифических циклов. Эти фундаментальные процессы происходят внутри и мужчины, и женщины, поэтому осознание стоящих перед ними задач должно постоянно возрастать.