Золотой осел. Апулея. Архетип трансформации - Мария-Луиза фон Франц Страница 2

Вклад бессознательного в этот труд представляется все более вероятным, так как мы знаем, что он испытал глубокое религиозное преображение. Как указывает это слово, преображение означает внезапное и радикальное изменение личности, как в случае с Апостолом Павлом и Блаженным Августином [11]. Такие изменения кажутся резкими только внешне: благодаря глубинной психологии, мы можем наблюдать их подготовку в бессознательном. В аналитической практике это обычное явление — увидеть появление в сновидениях символических тем, ведущих к психическому развитию, часто не реализуемому в течение нескольких месяцев или даже лет. В некоторых случаях невротической психической диссоциации для субъекта является обычным вести две жизни: одна сознательная, на поверхности, а другая тайно развивается на глубоком бессознательном уровне. Преображение соответствует моменту, в которой они обе объединяются.

Юнг высоко ценил «Золотого осла» и несколько раз предлагал мне взглянуть на него более внимательно. Должна сказать, что поначалу я не знала, как подойти к нему. Я поняла с самого начала, что все части книги были абсолютно необходимы и нераздельны и что, благодаря ключу юнгианской психологии, последовательная интерпретация является возможной. Но почему-то я не знала, как к ней подойти, пока, наконец, не обнаружила очень простой прием, хотя, возможно, это немного больше, чем прием. Я взяла карандаш, чтобы попытаться прояснить композицию книги. Сначала я написала, что именно герой, Луций, испытывал в «Я»-форме, его опыт превращения в осла и все его злосчастные приключения, пока он не искупает себя. Пока я отказалась от вставных историй, чтобы получить одну последовательную линию. Тогда я сделала следующее открытие: можно начертить разделительную линию, над этой линией записать все то, что произошло с Луцием, а ниже линии все вставные сказки. Между этими двумя классификациями я начертила зигзагообразную линию, фактическую нить рассказа. Таким образом, я обнаружила последовательность приключений Луция-осла, через которые проходит линия вставных историй и описаний. Над линией находится история Луция в образе осла, но внизу происходит нечто другое, как показано на рисунке.

Я выдвинула вторую гипотезу, спросив себя: почему нельзя интерпретировать вставные истории как сны Луция? У нас есть дневная жизнь, с различными удачами и неудачами, а ночью нам рассказывают историю; проблема в том, чтобы увидеть, как эти две жизни соединены. Так почему бы не относиться к историям, рассказанным здесь, как если бы они были снами внутри основной истории?

С точки зрения психологии личности, Луций — это тип человека, который страдает от негативного материнского комплекса [12], но в определенной степени, положительный аспект этого комплекса также появляется в истории, потому что противоположности всегда находятся вместе. У самого Апулея были положительные отношения со своей матерью. Мы знаем тот факт, что в реальной жизни он женился на женщине старше себя лет на двадцать, с которой он жил счастливо до самой смерти, в то время как роман выражает другую сторону проблемы: темную сторону материнского комплекса.

Как показал Юнг, мать иногда символизирует, на более глубоком уровне, все бессознательное человека. Когда она таким образом появляется в конце романа в архетипической формы великой матери-богини Исиды, она является олицетворением внутреннего космоса, выходящего за пределы сознательной личности: мир, который Юнг назвал «реальностью психэ». Мы увидим, что на этом более глубоком уровне Апулей дает форму глубокому процессу эволюции исторического аспекта: возвращению женского принципа в патриархальный Западный мир. Это медленное возвращение женского принципа [13] периодически всплывало в средние века, но кажется, только сегодня прорвалось в коллективное сознание.

Такую возможность давала куртуазная любовь, и именно с её помощью проходил частичный прорыв, а ей сопутствовала символика Грааля, но все это оказалось огромной проблемой. Ведь эти кавалеры не были способны только на куртуазную, платоническую любовь к своей даме, просто позволяя себе быть убитыми, или полуубитыми, в турнирах, а затем получить лишь небольшой веночек из роз на голову в качестве награды. Как правило, они просили, и как правило, получали, полную награду. В то время, однако, не было противозачаточных средств, и поскольку это происходило в аристократических семьях, существовала огромная проблема бастардов. Это создало невыносимую ситуацию в обществе, и Церковь увидела свой шанс, осудила сексуальную куртуазную любовь и призвала к поклонению Деве Марии. Таким образом, все больше и больше кавалеров принимали Деву Марию как dame du coeur [даму сердца], ради которой они сражались, потому что в этом не было никакой опасности. Но, как ясно указывает Юнг, именно в это время начались гонения на ведьм! Ведь проблема анимы не может быть решена только на имперсональном уровне, она не может быть решена как принцип. Любое общественное, коллективное решение, может быть лишь неверным. Если решение существует, оно может быть только уникальным, от человека к человеку, от конкретной женщины к конкретному мужчине. Эрос, по сути своей, имеет смысл только если он полностью, однозначно индивидуален. В куртуазной любви был шаг в сторону соединения невозможного благодаря уникальности личности. Но сюда ворвалось коллективное, а коллективному были необходимы принципы, так что получился еще один провал, вот почему мы все еще варимся в том же супе. Если мы будем читать роман с этой точки зрения, «Золотой осёл» окажется современным описанием развития мужской анимы или женского личного бессознательного. Сейчас много споров об освобождении женщин, но иногда забывают, что оно может быть успешным, только если изменения происходят и в мужчинах. Подобно тому, как женщинам приходится преодолевать патриархального тирана в своих душах, мужчины должны освободить и дифференцировать свою внутреннюю женственность… Только в этом случае возможны лучшие отношения между полами.

Прежде чем мы перейдем ближе к содержанию «Золотого осла», давайте соберем вместе все, что нам известно о жизни автора, Апулея. Очень мало исторически достоверно и может рассматриваться как реальные факты, в то время как большая часть биографии, дошедшей до нас, остается легендарной [14].

Апулей родился около 124–125 г. н. э. в Мадавре, небольшом городке, который до сих пор существует в Алжире, в семье высокопоставленного римского чиновника. Из описания его внешности, в котором говорится, что он был блондин и светлокожий, можно предположить, что в нём, возможно, текло немного крови германцев, благодаря племенам, вторгшимся в Северную Африку. Он жил в Мадавре до пика своей карьеры в середине второго века н. э. Ко времени его рождения были уже написаны послания апостола Павла, но вероятно, не все Евангелия. Христианство было известно ему лишь как одна из множества странных местных сект, много разновидностей которых существовали в те времена в Римской империи. Христианское учение явно не затронуло его ближе [15]. Он утверждал о родстве со стороны матери с Плутархом, великим философом-неоплатоником, но некоторые говорят, что это только легенда, или что он говорил так, потому что был большим поклонником и сторонником Плутарха и неоплатонической школы. В одной из своих философских работ он признается в этом, но к тому времени философия была уже не чисто платоновской, а смешанной, включала пифагорейскую философию, стоицизм и другие элементы. Он был блестящим интеллектуалом и очень талантливым писателем во многих областях, и, как было модно в то время для ведущих интеллектуалов Римской империи стиля софистов, он стремился быть великим во всех областях знания и потому писал естественно-научные, философские работы, а также поэзию, романы и драмы. Кроме того, он был блестящим юристом. Обладание таким многообразием способов самовыражения было идеалом для интеллектуала того времени, и в частности, этим объясняется огромное разнообразие стилей, которые мы встречаем в романе, от драматических до простых и наивных, до крайнего маньеризма, и от вульгарного к высшим духовным восторгам. Вероятно, «Золотой осёл» был написан около 170 г. н. э., в последний период жизни Апулея.