Смотритель судьбы. Ключ к решению "неразрешимых" проблем - Энди Эндрюс Страница 22

Ивонна рассмеялась.

– Что ж, еще раз добро пожаловать, Джонс… так вас зовут?

– Да, мэм. И спасибо на добром слове.

Ивонна слегка наклонилась вперед и показала вправо, на воду.

– Видите ту большую скалу? – спросила она.

– Да.

– Сейчас отлив, поэтому ее и видно, а обычно она под водой. В пяти футах от нее есть большая яма. Там не очень глубоко, но во время прилива туда заплывает много морского окуня. Бывало, мои мальчики добывали оттуда славный улов. Но больше про яму никто не знает, хоть вокруг и снуют лодки, – а я вижу, как окуни там пасутся целыми стаями, мельтешат красными хвостами, охотятся на крабов и креветок. И все же лодки даже не останавливаются…

– Вы сказали – мальчики, – заметил Джонс. – Как я понимаю, сыновья ваши выросли и разъехались. Они часто вас навещают?

– Как могут. Правда, я не рассчитываю, что они будут часто приезжать, честно скажу. У них своя жизнь. – Ивонна повернулась к Джонсу, и лицо ее выразило удивление. – Знаете, у одного из моих сыновей уже и внуки имеются! Как подумаю – даже странно, вот уж не гадала, что доживу до таких преклонных лет. И куда это время утекло? Когда я успела состариться? Должно быть, когда Брэд умер. Мой малыш, – поспешно объяснила она. – Умер-то он – ему почти пятьдесят было, но для меня он все равно малыш…

Некоторое время оба молчали, затем Ивонна заговорила снова.

– Когда Бобби Грея не стало, я как-то это перенесла, но вот Брэд… Негоже, когда мать переживает свое дитя. Жестоко это выходит, тяжело такое снести. – Губы у нее задрожали, голос надломился. – Я так зажилась на этом свете, что от меня уж и толку никакого нет. И как это я состарилась? – Она всхлипнула, чихнула, затем вздернула подбородок повыше. – Вы только послушайте – раскудахталась старуха, совсем из ума выжила. Простите. Должно быть, вы думаете – я не в себе, да и невоспитанно так – на незнакомого человека свои горести вываливать.

– Нет-нет-нет, – мягко отозвался Джонс. – Вы вовсе не ведете себя невоспитанно. Вы, пожалуй, просто неправы, а невоспитанность тут ни при чем.

Ивонна резко вскинулась, решив, будто недослышала.

– Простите, как вы сказали? – спросила она.

Джонс улыбнулся и, тщательно подбирая слова, объяснил:

– Моя дорогая леди, невоспитанность и вы – две вещи совершенно несовместимые, такого мне бы и в голову не пришло, но… – он поднял указательный палец, – когда вы сказали, что будто бы зажились на свете и от вас уже нет толку, для меня это прозвучало неимоверной нелепостью, так что я должен вам объявить свое категорическое несогласие.

Ивонна устремила взгляд на водную гладь.

– Как мило с вашей стороны, – ответила она.

– Но ведь вы мне не поверили? – заранее зная ответ, уточнил Джонс.

Ивонна была слишком вежливой, чтобы встать и уйти, или сказать Джонсу «не лезьте не в свое дело», однако всему есть границы! Боже милостивый, какое нахальство – едва знакомый человек берется судить о ее жизни! Да еще так категорично и с таким напором!

– Сэр, – нервно отчеканила она, слегка повысив голос. – Я всего лишь старуха, которая желала бы мирно дожить свой век, не мешая тем, у кого и без меня полным-полно дел.

Джонс воздел руки вверх и возвел глаза к небу.

– Господи! – воззвал он. – Не дай этой почтенной даме скончаться на скамейке у меня перед носом. – Не опуская рук, он лукаво скосил глаза на Ивонну.

– Будет вам дразниться, – упрекнула его она.

Джонс хмыкнул.

– Что ж, тогда и вы будьте серьезны, – парировал он. – Вы ведь вовсе не так уж стары. Вот, по-вашему, сколько мне лет? – спросил Джонс у Ивонны и выдержал паузу, позволяя ей рассмотреть его как следует. – Да-да, поглядите-ка на меня хорошенько, сколько дадите?

– Понятия не имею, – сухо ответила Ивонна.

– Что ж, тогда вы выиграли, – благодушно объявил Джонс, – потому что и я тоже понятия не имею, сколько мне лет. Бросил, знаете ли, подсчитывать после пятидесятой годовщины моего тридцать девятого дня рождения!

Ивонна недоверчиво покачала головой:

– Что, и вправду не знаете?

– Ну, я уверен, что еще лет двадцать протяну, – сказал Джонс, – но не в этом соль. Неужели мы позволим, чтобы какие-то цифры диктовали нам, как себя чувствовать? И кроме того, юная барышня, – а для меня вы именно юная барышня, – кто вам разрешил думать, будто вам больше нечего делать на этом свете и нечего дать миру?

Ивонна не долго размышляла над ответом.

– Я просто смотрю на вещи честно. После того как не стало Бобби, а у детей пошла своя жизнь… – она умолкла, потом, словно уговаривая сама себя, закончила: – Невозможно же без конца играть в бридж, да и потом, недаром же говорят: старики должны уступать дорогу молодым. Я всем сердцем чувствую, что срок мой истек.

– Ой-ей-ей! – нарочито тонким голосом воскликнул Джонс и хлопнул себя по коленям. – Вот счастье, что не все так думают! А не то мир лишился бы многих великих достижений и открытий!

Ивонна сжала губы, пряча улыбку, потом сказала:

– Мистер Джонс, опять вы меня дразните.

– И да, и нет, – усмехнулся он, – и напоминаю, – я просто Джонс. Позвольте, я помогу вам посмотреть на ситуацию свежим взглядом, посмотреть шире. Вот вы говорите, будто срок ваш вышел, время истекло. Скажите, разве не замечательно, что Харлан Сандерс не ушел на покой, когда ему исполнилось шестьдесят пять?

Ивонна попыталась вспомнить, о ком речь, и не смогла.

– Кто это?

– Вы, возможно, знаете его как полковника Сандерса. Однако он начал свою деятельность именно на седьмом десятке. Именно тогда он пустил в дело фамильный рецепт и запустил сеть ресторанов, где подавали жареных цыплят по этому рецепту. А начал он, имея в активе только пенсию, – весь его стартовый капитал составлял сто пять долларов в месяц. Так-то!

– Я этого не знала, – ответила Ивонна. – Шестьдесят пять? Надо же. Неплохо для такого молодого мужчины.

– Примерно такой реакции я и ожидал, – усмехнулся Джонс. – Ну, а как насчет Бенджамина Франклина? Он изобрел бифокальные очки, когда ему было уже семьдесят восемь. А Уинстон Черчилль, за плечами которого, правда, была солидная карьера, и не на одном поприще, а на нескольких, только в семьдесят восемь написал книгу, принесшую ему Нобелевскую премию по литературе. Мне продолжать? Я знаю еще много примеров! – И, даже не переведя дыхание, Джонс пустился перечислять дальше. – Нельсон Мандела, который успел провести немало лет в тюрьме, был впервые избран президентом ЮАР, когда ему было уже семьдесят пять. Игорь Стравинский в свои семьдесят восемь продолжал давать концерты. Народная художница-самоучка Бабушка Мозес продала свою первую картину в девяносто лет. Да, в девяносто, моя дорогая барышня, моя юная леди! Микеланджело приступил к работе над базиликой святого Петра – одним из величайших шедевров мира, – только в семьдесят два.