По ту сторону одиночества. Сообщества необычных людей - Нильс Кристи Страница 3

Это стремление к самовыражению еще больше усиливается тем, что за столом часто сидят и гости. У них нет какого-то установившегося мнения о присутствующих, и местные жители могут представить себя такими, какими они хотели бы, чтобы их видели.

Как-то в одной из деревень у меня наметились проблемы с обитателем одного дома. У того был очень громкий голос, и он постоянно им пользовался. У него была, так сказать, монополия на громовой звук; о конкуренции не могло быть и речи. Присутствие гостей еще больше укрепляло его мнение о себе. Гости в большинстве случаев охотно его слушали, одобрительно кивали и побуждали рассказывать дальше все новые и новые истории. Право же, за такое подбадривание хотелось едва ли не удушить гостей. Ведь многие из них тоже могли бы что-то внести в беседу, рассказать что-то новое, не выпячивая так себя. Да и истории эти были им знакомы до мельчайших подробностей, потому что тот их все время повторял. У всего только четыре истории, и они занимали как раз все время трапезы, если только поток речи не обрывался внезапно на второй или третьей.

Но когда стало понятно, что же стоит за всеми этими историями, их стало легче переносить. Рассказчик – коренастый мужчина, производящий впечатление уверенного в себе человека. Весь его облик утверждает: он сильный и старательный, он хорошо работает, третье поколение в этом ремесле, столп деревенской жизни, человек, достойный доверия. И все это правда. Этот неутомимый рассказчик – одна из ключевых фигур в деревне. Но у него есть одна проблема. Он не умеет читать. Он не умеет писать. Он не может участвовать в обычной беседе. Как только он пытается это делать, тут же терпит поражение. Но ему-то как раз хочется – и этим он резко отличается от большинства в деревне – быть как все, для него очень важно быть таким же, как его брат, или его сестра, которая очень не хочет, чтобы этот рассказчик приходил в гости, потому что ей это неприятно. И этот человек с исключительным голосом слишком хорошо это знает; он знает, что он неудачник; и знает, что думает о нем его сестра. Главное – быть нормальным.

И вот приходят гости. Рассказывая свои истории, он представляется себе таким же, как все.

Его непрерывный поток слов – просто попытка замаскироваться. Странно? Или же типично для таких людей? Последуйте за мной в Иерусалим, и я дам вам на это ответ.

Жаркий день в Иерусалиме. Воздух накален так, что рябит в глазах. Я тороплюсь, мне нужно встретиться в университете с другом. Сесть в нужный автобус, чтобы не опоздать. Университет в Иерусалиме стоит на горе Скопус. Но как это слово выглядит на иврите? Я осмеливаюсь спросить постороннюю даму. Это, собственно, победа. Но тут же следует поражение. Я неправильно ее понял, и слышу, как она кричит мне вслед, когда закрываются двери автобуса. Мне нужно пересаживаться на другой номер, от стыда у меня выступает испарина. Наконец-то передо мной университет. Но тут меня ждет новое тяжелое испытание: длинный ряд служебных дверей. Все надписи только на иврите. Нужна превосходная память, когда путешествуешь, не зная языка. Какая же из дверей ведет в кабинет моего друга? Не эта ли, пятая дверь на левой стороне, напротив огнетушителя? Не уверен. Знаю только, что рядом с кабинетом друга кабинет человека, с которым мне сегодня не хотелось бы встречаться. Ивритские буквы такие большие и красивые. Надо действовать. Итак, попытаемся с этой пятой дверью. Ах, передо мной именно тот, кого я так не хотел сегодня видеть. Следующая дверь. Опять неудача – друга уже нет. Ищу утешения в кафетерии. Как всегда, ничего не понимаю ни в меню блюд, ни в меню напитков; заказываю неизвестно что, расплачиваюсь крупной купюрой, чтобы избежать непонятного потока слов, который, вероятно, означает, что я должен заплатить больше. Старый трюк туристов и всех, кто в чем-либо неполноценен. Когда нет слов, нужно быть хитрым. И все же кассир недоволен. В город я иду пешком, чтобы не спрашивать еще раз об автобусе. Думаю, не завернуть ли к Стене Плача, но путь по жаре слишком долог. Вместо этого посылаю свои жалобы в голубизну неба, потому что я заблудился в мире, в котором не могу ни читать, ни писать, ни даже говорить с большинством людей вокруг. Наконец-то я перед своей собственной дверью. Короткий разговор с плотником, он как раз работает во дворе – разговор, конечно, на языке жестов. Приятный человек, думаю я. Наконец-то я в безопасности. Смотрю на себя в зеркало. Хорошо встретить того, кто тебя знает. Кто знает, что ты вполне нормальный человек.

Подобная маскировочная тактика обычно подтачивает силы, и не только у тех, кто к ней прибегает, но и у окружающих. Уверенные в себе люди – это те, у кого видимость и реальность в основном совпадают. Так приятно было однажды услышать в деревне телефонный разговор. Молодой человек хотел узнать, когда отходит автобус. Ответ на другом конце был для него слишком сложен, и поэтому он воскликнул: «О, еще раз, но помедленнее. Я ведь умственно отсталый!»

Другим примером может быть Анна. Мы поспорили, и в волнении у меня вырвалось: «Ты что, глупая?» На что Анна отпарировала: «Поэтому-то я здесь» Или Хельге. Когда он идет по деревне, у него под мышкой портфель. Там у него блокнот, в котором он часто делает записи. По значительным случаям Хельге имеет обыкновение почти всегда произносить речи. То, что он говорит, кратко, точно, полно тепла и часто остроумно. Когда он говорит, этому всегда рады и бурно аплодируют – аплодисменты из чувства благодарности и от радости.

Есть только одна-единственная проблема с его речами: они почти всегда совершенно без слов. В непосредственном разговоре с Хельге можно в том, что он говорит, расслышать отдельные слова, но в его речах по поводу каких-либо праздников это не получается. У них чудесный ритм и превосходная форма; их тон решителен и все же мелодичен. То, что Хельге пишет, также имеет ясную форму, но лишено букв или слов. Высказывания идут прямо из его сердца и так же непосредственно находят путь к сердцам других. Деревенские жители охотно слушают его и понимают главное в его речах. То, что говорит Хельге, выражается с помощью небольшого количества слов и очень содержательно. В жизни же часто бывает наоборот.

Они живут в одном доме и занимают одну комнату. Было бы проще, если бы они жили в одном и том же теле.

Один Лейф – назовем его Лейф I – сильный, неунывающий, деятельный человек. Можно было бы назвать его реформатором мира, если бы многое из того, что он делает, не кончалось бы плохо. Лейф I бегает, говорит и действует точно также, как те энергичные деловые люди, которые владеют современным миром. Он постоянно говорит, занят всевозможными проблемами в деревне, выступает на каждом деревенском собрании и инициативен в реформах.

Лейф II, напротив, робок, и у него тихий голос. Его обязанность – звонить в деревенский колокол. В этом он абсолютно надежен. Колокол звонит тогда, когда этого ожидают, и точно так, как этого ожидают. Он хорошо звучит. Когда не звучит колокол Лейфа, в воздухе Видаросена совсем иная музыка. Свою работу в оранжерее он выполняет тихо, не торопясь, но более чем удовлетворительно. Он охотно беседует, но никогда не берет слова во время деревенских собраний.