Страх. Почему мы неправильно оцениваем риски, живя в самое безопасное время в истории - Дэн Гарднер Страница 30

После этого словно прорвалась плотина. Средства массовой информации наводнили статьи под заголовками «Токсичная грудь», «Бомбы замедленного действия» и им подобными, в которых множество болезней напрямую связывали с имплантами. Прошли слушания в Конгрессе. Общественные активисты, включая некоммерческую организацию Public Citizen под руководством Ральфа Надера, сделали импланты своей главной мишенью. Для феминисток, которые считали изменение размера груди «сексуальным увечьем» (этот термин предложила писательница Наоми Вульф), импланты стали символом всех пороков современного общества.

В начале 1992 года, находясь под огромным давлением, FDA объявило производителям имплантов, что у них есть 90 дней, чтобы предоставить доказательства безопасности своей продукции. Производители на скорую руку собрали все, что смогли, но в FDA их доказательства сочли неубедительными. Между тем суд в Сан-Франциско постановил выплатить компенсацию в объеме 7,34 миллиона долларов женщине, которая подала иск против компании Dow Corning, утверждая, что произведенные этой компании импланты привели к развитию у нее смешанной болезни соединительной ткани.

В апреле 1992 года FDA объявило о запрете на использование силиконовых грудных имплантов, хотя в ведомстве всячески подчеркивали: это делается потому, что производители еще не подтвердили безопасность своей продукции, как должны были сделать, а не потому, что эта продукция опасна для здоровья. Почти одному миллиону американок с имплантами не о чем волноваться, утверждал глава управления.

Но они волновались. В паре с выигранным судебным иском запрет FDA был воспринят как подтверждение опасности имплантов. СМИ вновь наполнились историями о несчастных, страдающих женщинах, а «ручеек судебных исков превратился в полноводный поток», писала Марсия Анджелл, редактор журнала New England Journal of Medicine и автор книги Science on Trial: The Clash Between Medical Science and the Law in the Breast Implant Case («Наука под следствием. Столкновение медицинской науки и закона в деле о грудных имплантах»).

В 1994 году компании – производители имплантов согласились на крупнейшее в истории коллективное удовлетворение исков во внесудебном порядке. Был сформирован фонд в объеме 4,25 миллиарда долларов, включая один миллиард на оплату услуг юристов, которые превратили подобные иски в отдельную отрасль. Женщины должны были подтвердить документально, что у них были грудные импланты, а также наличие одной из тех многочисленных болезней, которые, как говорили, они вызывают. При этом им не нужно было доказывать, что причиной имеющегося у них заболевания действительно были импланты. «Адвокаты истцов иногда направляли своих клиенток к врачам, которые занимались преимущественно такими пациентками и получали гонорар от адвокатов, – писала Марсия Анджелл. – Более половины общего числа женщин с грудными имплантами претендовали на выплату в рамках внесудебного соглашения, половина из них утверждали, что в данный момент они страдают от заболеваний, вызванных имплантами». Этого не мог покрыть даже огромный выделенный фонд. Компания Dow Corning объявила о банкротстве, и выплаты по искам прекратились.

Отношение к силиконовым имплантам в корне изменилось. Если раньше они считались не более опасными, чем силиконовые контактные линзы, то теперь в них видели смертельную угрозу. В опросах, которые проводил Пол Словик, большинство людей оценивали степень риска от имплантов как «высокую». Более опасным в опросах называли только курение.

При всем этом так и не было научных доказательств, что силиконовые грудные импланты вызывают болезни соединительной ткани или любые другие проблемы со здоровьем. Вплоть до 1994 года не было проведено даже ни одного эпидемиологического исследования. «То, что мы видели и слышали в судебных залах и в прессе, было всего лишь суждениями на основе досужих домыслов», – писала Марсия Анджелл.

Подобное развитие событий было обусловлено многими факторами, но наиболее важным из них был не химический состав силикона, не биологические особенности женских молочных желез, не упорство общественных активистов, не хищное поведение юристов, не бессердечность корпораций и не безответственная погоня за сенсацией со стороны СМИ. Нет, основополагающим фактором стал тот простой факт, что люди хорошо воспринимают истории и не так хорошо – цифры.

Любому журналисту известно, что люди по-разному реагируют на цифры и на истории. Статья, в которой сообщается, что в результате происшествия погибло много людей, возможно, и привлечет внимание читателя, но чтобы его удержать, нужно нечто большее. Вспомните новостные заголовки: «Крушение автобуса в Андах в Перу, 35 человек погибло» или «Наводнение в Бангладеш продолжается – по оценкам спасателей, погибло несколько тысяч человек». Просматривая их, вы даже не оторветесь от своей чашки кофе. Они пусты. Тот факт, что это о людях где-то далеко, также объясняет недостаток нашего внимания, но не менее важен и формат сообщения: это факты и цифры. Если добавить графику (автобус, свалившийся с горного склона) или фотографии (выжившие цепляются за обломки, трупы плывут по течению), шансы удержать внимание читателей повышаются.

Однако даже в этом случае внимание аудитории будет недолгим. Чтобы действительно его удержать, заставить людей думать и чувствовать, журналист должен сделать историю личной. Однажды я сидел в номере отеля в Мексике и рассеянно смотрел репортаж CNN о серьезном наводнении в столице Индонезии: множество жертв, сотни тысяч людей потеряли крышу над головой. Я переключил канал и внизу экрана увидел бегущую строку на испанском со срочными новостями: Anna Nicole Smith muere. Я знаю на испанском всего несколько слов, и muere – одно из них. Я был потрясен: «Умерла Анна Николь Смит» [14]. Я позвал жену, которая в тот момент была в ванной. Стоит ли говорить, что я сообщил ей не о наводнении в Индонезии, хотя эта новость была гораздо более важной, чем безвременная кончина второстепенной знаменитости. Но Анна Николь Смит была конкретным человеком, а смерти людей в Индонезии – статистикой. Утрата конкретного человека способна тронуть нас гораздо больше, чем статистическая абстракция. В этом наша человеческая природа.

Почти три тысячи человек погибло тем солнечным утром в сентябре 2001 года, но какие чувства вызывает в нас эта статистика? Цифра большая, спору нет. Но холодная и пустая. Сама по себе она не вызывает у нас особых эмоций. Максимум, на что она способна, это напомнить о картинах того дня: взрыв, рушащиеся здания, выжившие бредут сквозь развалины и пепел, что, вполне вероятно, заставит нас испытать чувства, чего не могут сделать цифры. Еще сильнее на нас действуют изображения людей, например ужасная фотография человека, летящего вниз головой навстречу смерти, или бизнесмен, который идет прочь с портфелем в руке и пустым взглядом.

Или персональные истории, такие как история о Диане О’Коннор, 37 лет. Диана была пятнадцатым ребенком из шестнадцати детей в семье и жила в Бруклине. Она работала на трех работах, чтобы оплатить свое обучение в университете. Благодаря своему упорному стремлению к успеху она добилась кресла руководителя и кабинета на верхних этажах здания Всемирного торгового центра. Диана О’Коннор – всего лишь одна из тысяч погибших, но ее история, рассказанная так, что мы видим за ней реального человека, трогает нас до глубины души, как никогда не сможет тронуть фраза «почти три тысячи человек погибло». Поэтому иногда статистику называют «людьми с высохшими слезами».