В поисках божественной обители. Роль мифа в современной жизни - Джеймс Холлис Страница 34

Тогда, по всей вероятности, очень полезно определить бога с мифологической точки зрения как нечто, находящее выражение в аффективно заряженном образе и присутствующее в нем, в образе, который возникает в процессе глубинного переживания, то есть соприкосновения с архетипом.

Сам по себе образ не является богом, но содержит такой аффективный заряд, что воссоединяет нас с глубинным переживанием. Мы не можем сказать, что представляет собой таинство. Но в процессе его ощущения оно активизирует в нашей психике Образ Бога. Как родной отец или мать, на радость или на беду, активизируют наши внутренние родительские образы, так и соприкосновения с архетипом активизируют Образ Бога. Точно так же внешнее событие может активизировать в нашем бессознательном резонансную реакцию в виде сновидения, которое нас чем-то затрагивает. Не следует путать сны с внешними событиями. Фактически мы должны считать сны своими собственными. Однако образы сновидений отчасти приходят извне, а отчасти – в значительной мере – изнутри, а также из некоего еще более таинственного источника.

Как образ сновидения связывает нас с событием и присутствует в его восприятии, не являясь самим событием, так и бог воспринимается как образ, который колеблется где-то между внутренней и внешней реальностью, но может присутствовать только во внутреннем переживании. Чтобы считать сон психическим событием, не следует принижать его важность; значит, необходимо признать его истинную феноменологическую реальность. Сказать, что переживание Бога или богов является психологическим событием, – все равно, что признать его подлинную психологическую реальность. Эта реальность может быть непохожей на реальность, о которой говорит теолог или проповедник, но она представляет собой феноменологическое переживание человека. При отсутствии непосредственного переживания человек не испытывал бы религиозного переживания, независимо от того, насколько он утвердился в вере или участвует в общем ритуале. В письме Юнга Валентину Бруку (1959 г.) мы читаем:

«Когда я говорю, что не испытываю потребности верить в Бога, поскольку «я знаю», то имею в виду, что я знаю о существовании Образа Бога и в общем, и в частности. Я знаю, что он представляет собой универсальное переживание, а так как я не исключение, то знаю, что у меня тоже существует такое универсальное переживание, которое я называю «Богом»» [141].

Иными словами, Юнг употребляет слово Бог как связующее звено между внутренним и внешним миром. Как чувственное переживание он является для него реальным. А если так, то идея Бога выходит за рамки теологии, за границы веры и ритуала и уж, конечно, за пределы нашего постижения.

Каждый, кто соприкасается с реальностью психики, с реальностью души, сталкивается с такими явлениями, которые вызывают у него благоговение и трепет. В своих «Лекциях о символической жизни» Юнг напоминал слушателям, что наши древние предки очень хорошо знали о существовании такого Образа Бога. Их боги жили внутри них, имели прибежище в их психике, и окружающий их мир был густо населен божествами. Отвечая на вопрос, является ли наше стремление к интеллектуальному пониманию судьбоносным или же, наоборот, пагубным, Юнг заметил:

«Только если интеллект полностью отделен от символического восприятия. Если интеллект не служит символической жизни, он превращается в дьявола, и вы становитесь невротиком» [142].

Итак, если разум уничтожает аффективно заряженный образ или очерняет силу иррациональности, присущую феноменологическому переживанию, Образ Бога умирает. Именно это сто лет тому назад имел в виду Ницше, когда в своей книге «Так говорит Заратустра» провозгласил, что Бог умер и убили его мы. Базельский профессор Ницше не хуже простого крестьянина знал, что если интеллект лишает символический образ аффективного заряда или если умозаключения разрушают спонтанность образа, то бог умирает. Тогда самая приемлемая установка человека заключается в периодическом уничтожении образов, которые превращаются в идолов, и в смиренном признании своего невежества. Таким образом он подготавливается к новому восприятию архетипа.

Как в XVII веке заметил Блез Паскаль, «любая религия, которая не утверждает, что Бог невидим, не является истинной» [143]. Только невидимый бог может быть подлинным, так как бог, который может быть известен, заранее становится культурным артефактом сознания и постепенно исчезает из жизни. По выражению Рильке,

Боги, для них наши помыслы – первоосновы,

хмуро судьба разрушает их сумрачный час.

Но бессмертны они. Посмотри, мы готовы

слушаться каждого, кто бы вслушался в нас [144].

Следовать божественной колеей – значит видеть божественные деяния во время нашей внезапной паники, наших проекций, нашей ярости, воздействия всех комплексов, которые имеют над нами власть, – видеть (как описывали древние греки) Медею, убивающую своих детей, Эдипа, который лишается зрения, ощущая тяжкое проклятие богов, преследующее его семью на протяжении поколений.

Мне вспомнился один пациент, Ханс-Питер, отец которого был неграмотным фермером, иммигрировавшим в другую часть страны. Недостаток образования, диалект и бедность отчуждали его от общины. Отец мог внешне выражать себя лишь в бессмысленной нецензурной брани. У него был обрез: он боялся своих соседей. Он постоянно с ними ссорился, иногда дело доходило до драки. Ханса-Питера, как и двух его старших братьев, постоянно избивали. Только четвертый сын, пораженный «святой болезнью», эпилепсией, избежал насилия и стал взрослым, не испытывая серьезных проблем, связанных с вступлением в сообщество, и вообще постоянной ненависти к жизни. Два старших брата оказались под воздействием насилия и, естественно, его отыгрывали. ‹

Ханс-Питер оказался между двумя мирами. Очутившись в таком подвешенном состоянии, он интериоризировал атмосферу насилия, в которой вырос, и страдал от постоянных приступов депрессии. К тому же он получил свою долю шрамов. Оказавшись в армии, он взбунтовался против начальства и был отправлен в дисциплинарный батальон. Он не отвечал на запросы кредиторов и не платил дорожные штрафы, зато смог получить диплом инженера. В процессе анализа он пришел к осознанию того, как мог жить, испытывая проклятие богов. Его отец и вся его родословная находилась под влиянием Ареса-Марса. Когда он по-настоящему усвоил, что несет на себе все бремя этого бога, он вместе с тем смог распознать существующие у него возможности выбора. Его отец находился под сильным воздействием неизвестного бога, которым он был просто одержим, но у Ханса-Питера были и другие боги-покровители. Чтобы стать самим собой, ему пришлось осознать, что ему предназначено судьбой снять заклятье, наложенное сумасшедшим богом на его семью.