Обретение смысла во второй половине жизни. Как наконец стать по-настоящему взрослым - Джеймс Холлис Страница 4

И каждый смертный каждый божий час

Подвластен силе, что таится в нас;

И каждый верит в свое «я», которым правит спесь;

Но «я» – лишь то, что дело рук моих и для чего я здесь [3].

Самость – таково воплощение замысла природы в отношении нас или воли богов – выберите метафору на свой вкус. Временами наше странствие разворачивается в контексте жизнелюбивой, мифологически укорененной культуры, когда чувствуешь, что ты открыт для загадок, а они, в свою очередь, поддерживают тебя. Тогда невозможно не ощущать цели существования, гармонии с миром и с самим собой – тогда и мир, и индивидуальное путешествие облечены смыслом. Порой же, и это справедливо в отношении столь многих из нас, в этом странствии приходится продираться сквозь дебри личной истории, развлечения шумной культуры и переживание утраты смысла. Как ни поверни, содержание этой метафоры – душа, призывающая к более полной жизни, – будет одним и тем же: пригласить сознание к более осмысленным отношениям с жизнью. Если мы служим Самости, тогда едва ли можно служить и стаду. И не случайность ли, что мы так часто на своем опыте узнаём, что нельзя служить двум хозяевам, не заплатив за это мучительную цену?

Наше Я, так сказать, пытается найти себя в реализации возможностей, изначально заложенных в нас. В то же время Эго призвано сотрудничать с трансцендентной волей Я или оно будет подорвано теми вспышками, которые мы называем психопатологией в случае отдельных людей или социопатией на уровне общества. Служение Я ничем не отличается от достижения просветления или служения воле Божьей. На этом основаны все великие религии, и это, очевидно, справедливо, пока они не скатываются к догматическим формам и институциональным притязаниям, подменяющим собой суверенность человеческой души. Гностическое Евангелие от Фомы приписывает Иисусу такие слова: «Если ты проявишь то, что заложено в тебе, это проявленное спасет тебя. Если не проявишь того, что заложено внутри тебя, это непроявленное уничтожит тебя». Вот суть того, что Юнг понимает под индивидуацией, иначе говоря, служение не Эго, но тому, что желает жить посредством нас. Притом что Эго может бояться этого ниспровержения, мы, как это ни парадоксально, обретаем величайшую возможную свободу, когда предаем себя воле того, что стремится через нас к полнейшему своему выражению. Величие бытия – вот то, что мы призваны привнести в этот мир, дать обществу и своим семьям и разделить с другими людьми. И совершенно неправильным будет считать, что индивидуация отделяет личность от других людей. Она отделяет личность от стада, от группы, но и расчищает пространство для более аутентичных отношений, которые могут существовать между людьми. Иногда даже нужно на какое-то время отдалиться от мира, чтобы поразмыслить над своим путешествием или же чтобы переосмыслить его, расставить все на свои места. Но, в конечном итоге, никуда не деться от того, чтобы вернуть уже повзрослевшего человека обратно миру. Вот как сам Юнг описывает диалектику изоляции и общности: «Поскольку индивидуум – не одиночное, обособленное существо, но самим фактом своего существования предполагает коллективизм отношений, отсюда следует, что процесс индивидуации должен вести к более интенсивным и широким коллективным отношениям, а не к изоляции» [4].

Мы вполне отдаем себе отчет, сколь непрочным оказывается наше положение в подобные моменты экзистенциального выбора. Мы все страдаем от детского послания, что мир велик и силен, а мы уязвимы и зависимы. Сменить «тесные туфли» прежней психологии на более просторные – это всегда, на протяжении всей жизни будет казаться страшным. И мы ни в коем случае не должны недооценивать этой ослабляющей парадигмы или того многообразия способов, которыми она исподволь заполняет знакомой динамикой новые ситуации, порождая непредусмотренные, регрессивные результаты. Больше того, буквально каждому из нас недостает глубинного чувства дозволенности самому строить свою жизнь. Уже очень рано мы узнаём, что мир выдвигает свои требования и, если их не выполнить, результатом станет наказание или отвержение. Этот сигнал, еще и еще раз усвоенный, остается внушительной преградой для способности Эго выбирать свой собственный путь. Только тогда, когда Эго достигнет известной меры сил или, что случается куда чаще, отчаяние заставит нас изменить привычный ход жизни, мы сможем низвергнуть тиранию личностной истории. Впрочем, понятно и то, что выбором не может быть отсутствие выбора, поскольку отказ выбирать – это тоже выбор, имеющий свои последствия. А тем временем внутренний раскол между душой и миром будет становиться лишь шире. Для большинства людей разрешение жить своей жизнью не является чем-то таким, что приобретается просто так: оно берется силой в молодые годы, решимостью Эго радикально изменить курс, а позднее – в состоянии отчаяния, ибо альтернативы смене курса выглядят еще менее привлекательно.

Отделение от стада так, как это обычно пытается сделать подросток, принято называть подростковым бунтом, но бунт этот быстро становится еще одной формой конформизма. Отделиться от своего племени как зрелой индивидуальности – это предприятие может оказаться довольно рискованным, но выплывает из того, что вполне заслуживает называться религиозным императивом, а именно более честной позицией по отношению к тому, что является трансцендентным. Парадокс заключается в том, что отказ от уступчивости толпе – это лучший путь, которым можно в свое время вернуться в мир для служения. Как отмечает Юнг:

Индивидуация отрезает личность от конформизма и, следовательно, от коллективности. Это вина, которую личность возвращает миру, другими словами, которую она должна попытаться искупить. Человек должен предложить выкуп вместо себя, то есть предоставить миру нечто значимое, что может считаться равноценной заменой его отсутствию в коллективной личностной сфере [5].

Когда мы называем индивидуацию мифом, мы утверждаем, что подобный образ, заряженный аффектом, богатый возможностями и относящийся к трансцендентной задаче, – вот то силовое поле, способное обеспечить психологическую опору для сознательной жизни. Большинство культурно заряженных альтернатив нашего времени оказались несостоятельны, поскольку очевидно уже, что они неэффективны, не приносят удовлетворения душе. Только миф индивидуации углубляет и облагораживает наше путешествие. И вместо того, чтобы задаваться вопросом: чего мое племя требует от меня, какой наградой будет для меня коллективное одобрение, что порадует моих родителей? – мы спрашиваем: что боги хотели совершить через меня? И это уже совершенно иной вопрос, а ответы на него могут отличаться на разных стадиях жизни и у разных людей. Необходимый выбор никогда не окажется простым, но задавать себе этот вопрос и честно выстрадать его – значит проложить свой путь, невзирая на все превратности жизни, к более просторным областям смысла и цели. При этом открываются такие богатства опыта, такой рост сознания, такое возрастание видения, что работа вполне стоит того, чтобы за нее взяться. Что же касается ложных богов культуры: власти, материализма, гедонизма и нарциссизма, – тех самых, на которых мы прежде проецировали свою жажду трансцендентности, от них можно ждать только ограниченности и регресса. Перед каждым жизненно важным шагом вполне оправданно будет задать себе вопрос: «Приведет ли этот путь к росту или к ограничению?» Обычно мы сразу же получаем на него ответ. Мы узнаём его интуитивно, инстинктивно, своим нутром. Выбор пути, который ведет к росту, однозначно будет означать выбор в пользу индивидуации. Боги хотят, чтобы мы взрослели, делая шаг за шагом к тому высшему призванию, которое каждая душа несет в себе как судьбу. Выбор, ведущий к росту личности, а не к откату в прошлое, сослужит хорошую службу, когда мы будем прокладывать свой путь через суетливое, поклоняющееся множеству идолов, но бесплодное время. Этот путь в свое время приведет нас к встрече с тем человеком, которым мы призваны быть.