Присутствие [духа]. Как направить силы своей личности на достижение успеха - Эми Кадди Страница 4

В каком-то смысле аспирант шел к этому моменту все четыре или пять лет своей учебы. Он прибывает подготовленным. У него отработана речь длиной примерно в полторы минуты, емко и кратко излагающая основы и цели его научной работы – достаточно короткая, чтобы удержать внимание слушателей и не отнять у них слишком много времени. В обиходе это называется «блиц-презентация» или «речь для лифта».

Мой страх опозориться на этой конференции превысил все мыслимые пределы.

Встреча проводилась в непримечательном конгресс-центре, стоящем посреди непримечательного средних размеров города. Направляясь на открывающий конференцию торжественный ужин, я вошла в лифт – и оказалась лицом к лицу с тремя людьми, весьма известными в моей научной области. Людьми, которых я уже давно боготворила. Представьте себе гитариста, играющего в самодеятельной инди-рок-группе в глубинке – вот он входит в лифт, нащупывая потной ладошкой в кармане CD с записями группы, сделанными в подвале дома кого-то из участников, и вдруг видит, что в лифте стоят Джимми Пейдж, Карлос Сантана и Эрик Клэптон. И у меня, и у тех троих были огромные бейджи с именами, хотя, по совести, из всех четверых такой бейдж нужен был только мне.

Не дожидаясь, пока я представлюсь, один из небожителей – сотрудник престижного университета, куда я была бы счастлива попасть на работу, – небрежно сказал:

– Отлично. Мы в лифте – давайте послушаем вашу речь.

У меня к лицу прилила кровь, а во рту пересохло. Ни на секунду не забывая, что в узком пространстве лифта со мной заперт даже не один, а ТРИ научных светила, я начала свою речь – точнее, у меня изо рта стали вываливаться слова. Я слышала их будто со стороны: «Ну… это… вот… погодите, я сначала должна объяснить, что…» Я бы и сама ничего не поняла из такого объяснения. И по мере того, как я осознавала свой неминуемый провал, я теряла способность думать о чем-либо, кроме него. Не сомневаясь, что я отрезала себе возможность попасть даже не в один, а сразу в три университета – а заодно и в университеты, где работали научные соавторы этих светил, – я поддалась панике. Я оценивала происходящее. Я все время пыталась начать свою речь сначала – конечно, не было ни единого шанса, что я успею рассказать все, пока мы едем на двадцатый этаж [4]в банкетный зал. Мой взгляд метался, переходя с одного кумира на другого, с другого на третьего, ища хоть искру понимания, крупицу поддержки, одобрения, сочувствия. Ну хоть что-нибудь. Умоляю!

Наконец двери лифта открылись. Двое выскользнули из него, не глядя на меня. Третий – тот, что предложил мне представиться, – шагнул через порог лифта на твердый пол, остановился, обернулся и сказал:

– Пожалуй, худшей «речи для лифта» я в жизни не слышал. Не ухмылка ли мелькнула у него на лице?

Двери лифта закрылись. Я привалилась спиной к стенке и сползла на пол, скрючившись в позе эмбриона. Лифт поехал – вниз, вниз, вниз, в вестибюль. Вместе с ужасом я ощущала смутное облегчение, которое, впрочем, скоро исчезло.

И тут же я подумала: «О господи! Что я наделала! Как я умудрилась не сказать ни единого осмысленного слова по теме, которую изучаю больше четырех лет?! Как это вообще возможно?!»

Стоило мне выйти из лифта, и отрепетированная речь всплыла у меня в голове, проступая сквозь туман и обретая узнаваемые очертания. Вот я вспомнила ее всю. Меня охватило желание броситься обратно в лифт, догнать великих ученых и потребовать, чтобы мне предоставили еще один шанс.

Вместо этого я провела все три дня конференции, мусоля воспоминание о своем позоре, представляя себе, как все должно было бы происходить, если бы я не потеряла голову, и мучительно думая о том, как презирали меня трое спутников в лифте и как, должно быть, в душе смеялись надо мной. Я безжалостно анатомировала свою память, подвергая ее всевозможным поперечным сечениям и ни на миг не забывая, что я не только сама опозорилась, но и опозорила своего научного руководителя, который учил меня много лет и в некотором роде поставил на кон свое реноме, привезя меня на эту конференцию. Мой девяностосекундный позор прокручивался в бесконечном цикле у меня в мозгу, не давая покоя. Я провела на конференции три дня, но не присутствовала на ней ни минуты.

Позже я рассказала об этой пытке своей подруге Элизабет.

– А, «дух лестницы»! – воскликнула она.

– Что-что?

И она рассказала мне историю, которую запомнила из университетского курса философии.

Дени Дидро, французский философ и писатель XVIII в., однажды на званом обеде вступил в спор по теме, которую хорошо знал. Но в тот вечер он был сам не свой – то ли думал о другом, то ли беспокоился о чем-то. После очередной реплики оппонента Дидро не нашелся с ответом. Вскоре он ушел с обеда и направился домой. Стоило ему оказаться на лестнице, как он принялся прокручивать в памяти унизительный момент, ища удачного ответа. Не успел он даже дойти до низа лестницы, как его осенило. Может быть, остановиться, вернуться на обед и выступить там с этими остроумными словами? Конечно нет. Момент упущен – и с ним упущена возможность. Сожаление охватило Дидро. О, будь у него присутствие духа чуть раньше, чтобы вовремя найти нужные слова!

В 1773 г., вспоминая этот эпизод, Дидро писал: «…человек чувствительный, подобно мне, от любого возражения теряет голову и приходит в себя лишь на последней ступеньке лестницы» [5]. Он придумал выражение l’esprit d’escalier [6], что означает «ум на лестнице» или «дух лестницы». Похожее по смыслу выражение есть и в языке идиш – трэпвэртэр. Немцы называют то же самое Treppenwitz. Иногда говорят «озарение в лифте» – эта фраза по понятным причинам пробуждает во мне мучительные воспоминания. Лично я люблю выражение «задним умом крепок». Но все они значат одно и то же – удачный ответ, который пришел в голову слишком поздно. Запоздалая реакция на чужой выпад. И все, что с этим связано, – сожаление, разочарование, унижение. Все мы хотели бы сделать вторую попытку. Но это никому не удается.

Похоже, что моменты позора вроде моего – в лифте на конференции – выпадали всем, даже французским философам XVIII в.

Раджив – один из первых незнакомцев, написавших мне после моего доклада на TED, – передал это так: «Очень часто по итогам очередной жизненной ситуации я чувствую, что проявил себя не лучшим образом, выложился не на сто процентов. И потом это чувство очень долго меня грызет. Я анализирую его снова и снова, прокручиваю в голове и в конце концов понимаю, какой я слабак и неудачник». Думаю, нечто подобное испытывал любой из нас. После собеседования при устройстве на работу, прослушивания на роль, свидания, презентации своей идеи инвестору или начальнику, доклада на собрании, ответа у доски на уроке или просто спора с кем-нибудь за столом в гостях.