Я плохая мать? И 33 других вопроса, который портят жизнь родителям - Екатерина Кронгауз Страница 5

И вот тут передо мной встает выбор дня: потратить время на работу, на кино, на книжку, страшно сказать, или лечь спать, признав, таким образом, что ничего, кроме детей, в моей жизни нет и быть не может. Ну, может, завтра, но и то вряд ли.

Пока дети маленькие, но очень бодрые, очень сложно испытывать счастье в тот самый момент, когда вся твоя кухня усыпана крупой, когда после удара один брат целует другого, когда ты приходишь домой и видишь, что вся квартира завалена мелким слоем лего, дети бегают по кругу, а папа тихо спит на диване. Почему-то в эти самые моменты ты испытываешь какие-то другие глупые чувства, типа тревоги, усталости и раздражения.

Поборов сон, я иду в комнату, копошусь у Левы в волосах, обнимаю, укрываю Яшу, а потом в тишине и покое выбираю самую трогательную фотографию за день и вывешиваю ее в инстаграм. И в этот момент я понимаю, что это был счастливый день. Но разглядеть получилось только ночью и на фотографии.

Рано или поздно это чувство приходит ко всем.

К бедным, богатым, счастливым, несчастным, работающим и нет, добрым и злым, сомневающимся и уверенным, хорошим и так себе.

Чувство вины – это какая-то зараза, передающаяся родовым путем. От ребенка к матери, или от роддома к матери, или от матери к матери. А инкубационный период настолько непредсказуем, что кого-то оно накрывает сразу, а кого-то спустя 20 лет. А кого-то волнами всю жизнь.

Ты никогда не знаешь, когда оно нахлынет. Когда ты поймешь, что не умеешь рисовать? Что не любишь гулять с коляской? Что ты заплакала при ребенке? Сорвалась на него? Тебя бросил муж, и ребенок через слово повторяет “папа”? Муж не бросил тебя, но вы все время ссоритесь? Вы не ссоритесь, а, наоборот, все время целуетесь с мужем, так увлечены друг другом, что только и мечтаете – остаться наедине без всяких детей? Ты проспала детский утренник, где ребенок играет зайчика? Обещала мороженое и наврала? Не вывезла летом на дачу? Отправила на все лето на дачу с бабушкой, когда он хотел остаться с тобой в Москве? Пятый день подряд возвращаешься с работы, когда он уже заснул? Отказалась петь на ночь, потому что лень? Все делаешь, но не получаешь никакого удовольствия? Наняла няню? Не самую идеальную? Хотела бы пойти поработать немножко? Хотела бы, чтобы они на часок испарились вовсе? Включила мультфильмы на два часа? Водила в музыкальную школу против воли? Не водила?

Никто не уйдет неотмеченным. Где бы ни было твое слабое место, как бы глубоко оно ни было запрятано – это вопрос времени. Оно обязательно станет явным и будет использовано против тебя.

Вот одна моя подруга не может справиться с чувством вины с самого развода пятилетней давности: ей с тех пор кажется, что она слишком мало занималась детьми, все время с ними ругается, толку от нее мало, они мучаются, она страдает.

Другая считает, что родила слишком много детей, и от этого доказывает себе и миру, что способна уделять время, силы, внимание и деньги каждому, поэтому без конца возит их на сто занятий, причем у каждого из трех они какие-то свои и все, конечно, в разных местах. Поэтому, помимо чувства вины, у нее еще и абсолютно безумный график и трафик.

Третья – тоже из-за развода – чувствует, что у ребенка травма, поэтому балует его почем зря и от этого тоже уже страдает и чувствует себя виноватой.

Четвертая, казалось бы, идеальная мать, но старший сын у нее слишком нежного и ранимого устройства, страдает и рыдает от погоды, а она чувствует, что недодает ему чего-то абстрактного, типа чувства защищенности, и тоже страдает.

Казалось бы, чувство вины выращивается в каждой матери вместе с детьми. Но нет, оно появляется когда угодно и всегда очень неуместно.

Мой первый приступ материнского чувства вины случился еще во время беременности. Когда я поняла, что стану кому-то матерью, меня стали беспокоить две проблемы: незаконченность высшего образования и неспособность интересно рассказывать о природе (или о домах, или о картинах, или о животных, или о блеснах – да хоть о чем-нибудь специфическом).

Меня мало тревожил смог, грозящий медленно прикончить меня летом 2010 года вместе с моим внутриутробным младенцем, совсем не беспокоил московский привокзальный район Павелецкой с дикими визгами, криками и пьяным весельем ночи напролет, где я жила и собиралась растить ребенка. Нет, соседство с алкашами и отсутствие свежего воздуха не щемили мое материнское сердце. Но вот что у меня нет какой-то родительской придури или увлечения – типа ходить в поход с гитарой каждое лето, собирать гербарий, бормотать себе под нос все стихи Маршака и Бродского, ходить в театр на Чехова, вязать, в конце концов, уметь различать птичек по голосу и травку по полезности… Чему же я его тогда научу?! Ведь дети вырастают в родительской среде: ну, например, среди биологов они начинают коллекционировать трупы жучков и весело вспоминают об этом в университете. Среди врачей они мечтают стать врачами или, наоборот, актерами. В доме писателей дети сочиняют, в доме историков – взирают на мир из-под столика. А у меня нет никакой такой среды, я – журналист, муж – того же типа, мы любим смотреть сериалы по вечерам, и у нас много друзей в фейсбуке.

Мы с мужем выросли в довольно исключительных семьях – благополучных и полных, у каждого из нас – папа профессор, вокруг всегда крутились умные, воспитанные, вежливые, обаятельные, незаурядные люди, которые шутили то над словами (мой папа – лингвист), то над формулами (папа мужа – математик). Уважали свободу, правду, честь и достоинство. Мы не стали учеными, но планку держим – мы любим свободу, правду, честь и достоинство, и у нас тоже отличные друзья.

С высшим образованием и объяснять нечего: вина очевидна. Нельзя требовать от ребенка, чтобы он учился, если тебе самой предъявить нечего.

Конкретно эти две тревоги прошли у меня вместе с рождением сына. То есть придури и законченное высшее образование по-прежнему отсутствуют, но это перестало меня беспокоить так же внезапно, как и начало.

Но иногда по вечерам, когда дети уже спят, я чувствую, как откуда-то поднимается это странное чувство. Почему вдруг начинаешь переживать, что ты мало им сегодня почитала? Вдруг сквозь тишину в тебя закрадывается этот стыд, эта боль, что ты – не та мать, которой могла бы быть. Ведь ты могла бы еще больше, еще выше, еще сильнее. Даже если сил у тебя на это нет, но чувство-то есть. И пока ты не скажешь: “Ну, какая есть”, оно будет подгрызать тебя со всех сторон по вечерам. Когда ты сквозь слезы впервые за полгода пойдешь с мужем в кино, или не с мужем, или не в кино. Что значит это чувство? Зачем оно? Ведь известно же, что дети вырастают вопреки, поперек, вообще непонятно как. У неучей – ученые, у рохлей – спортсмены, у строгих – расхлябанные, у бестолковых – сосредоточенные и целеустремленные, у заботливых – эгоисты, у эгоистов – альтруисты.