Вне зоны доступа - Вита Витренко Страница 5

Прощались со слезами. Дети висли на Тоне, спрашивали наперебой, когда она вернется. Пообещала через неделю. Для малышей это целая вечность. «Если не сможете, лучше не обещайте, — строго сказала воспитательница. — Они же изведутся». Тоня промолчала. Она уже знала, что будет здесь частым гостем. Как и то, что рано или поздно заберет Колюню-одуванчика домой. Но Юре пока ничего сообщать не стала. Только бросила в машине странную фразу, обращенную к кому-то невидимому: «Это не значит, что наша жизнь будет лишена тепла».

Не то чтобы я купился на рекламу, нет. Просто бывает такое упадническое настроение, с которым даже в гости идти стыдно, а наедине с собой оставаться и вовсе нестерпимо. Когда кажется, что солнце светит не для тебя. И все эти радости жизни — кофейное утро с любимым человеком в обнимку, смс-ки о любви на протяжении дня, вечер в уютной кухне с той, которая ждала, — все это для других, лучших, достойных. А ты ходи себе на работу и с работы, как робот, напивайся иногда в баре и не рассчитывай на большее. И чувствуешь себя таким одиноким… А тут я как раз проходил мимо этого центра. Вспомнил, что один знакомый ходил на сеанс, и ему понравилось. «Это будто в жару выпил стакан воды из колодца. Обычная вода, но, знаешь, круто освежает», — именно так он сказал. И я зашел освежиться, пересчитав предварительно деньги в бумажнике.

Сеанс стоил недорого. Это и понятно — не зря в рекламе они обыгрывают, что погружение — альтернатива барам. Внутри все и выглядело, как в баре: стойка, за которой несколько человек потягивало напитки. Естественно, безалкогольные. Я заказал апельсиновый сок. «Ваш проводник — Марта», — с улыбкой сказала мне красавица на ресепшн. Я принялся ждать. За это время забрали двоих. Высокий брюнет средних лет увел светловолосую полную женщину в сильно декольтированной блузе, а моего соседа — по виду студента — взяла элегантная леди в черном стрейтчевом платье. На ее бейдже было написано «Ева». Ева показалась мне очень заносчивой.

Я уже допивал сок, когда вышла Марта. Похоже, она была моей ровесницей. Стрижка каре, веселые ненакрашенные глаза, тонкий бирюзовый свитерок, обтягивающий худенькие плечи, и джинсовая юбка. Поверх свитера она повесила нитку разноцветных бус. Она была очень милая, эта Марта.

— Вы у нас первый раз, — сказала она скорее утвердительно, чем вопросительно, когда мы зашли в небольшую комнатку. — Не ждите слишком многого. Погружение — это возможность расслабиться и предаться одному из самых приятных и (Марта усмехнулась) интимных занятий. Как глубоко вы хотите погрузиться?

— В смысле? — не понял я.

— Есть очень глубокие слои — ранние детские воспоминания. Школьные годы, институт. Может, что-то из недавнего — какой-то эпизод, который не дает вам покоя. Или наоборот, особо приятное воспоминание. С чем будем работать? Располагайтесь, как вам удобно.

Я с ногами завалился на широкую кровать, занимавшую почти все пространство. Марта села за столик сзади меня — я больше не видел ее. Как только я лег, свет сделался приглушеннее, а плазменная панель, висевшая напротив моих глаз, вспыхнула и ожила. Я растерялся, хотя после Мартиных слов понял, что хочу вспоминать Лилю. Она не давала мне покоя, не отпускала.

— Выбрали эпизод? Вспоминайте. Если надо, я помогу.

Немного помедлив, я начал:

— Мы сидели в кафе на набережной, вечером. Я страшно устал после работы, еще и опоздал… — я не успел договорить фразу, как по экрану расползлось море. Оно таяло в вечерних сумерках, волны тихо и нежно плескались, разбиваясь о берег. Полминуты я наслаждался зрелищем, потом продолжил:

— Я долго простоял в пробке, был раздражен, но как только ее увидел… Она пришла в таком коротком голубом платье — очень красивая. Тут еще заиграла эта музыка, «Since she been gone», мы обнялись, и стало так хорошо.

В комнате совсем потемнело, и я услышал ту самую песню. Такую лирическую, печальную. У меня заныло сердце. Показалось даже, что я слышу запах Лилиных духов.

— Я так любил ее! — ни с того ни с сего сказал я. — Очень любил! Она была необыкновенной. Все, что она делала, казалось одухотворенным! Я мог часами смотреть на нее — просто смотреть. И только от этого уже сходил с ума… Жаль, что она не осталась со мной.

Я задумался. На самом деле глупо все получилось. Я сделал ей предложение. И она уже собиралась сказать мужу, что уходит. А потом все резко поменялось. Ее благоверный получил работу в Финляндии, и она дала задний ход. Она всегда хотела жить за границей. Наверное, она не любила меня сильно. А есть ли у любви мера? Может быть, она вообще меня не любила? Мне стало невыносимо тоскливо.

— В тот вечер между вами произошло что-то особенное? — прервала мое молчание Марта.

— Не знаю. Между нами всегда происходило особенное, когда мы оставались вдвоем. Тот вечер был одним из последних спокойных вечеров. Тогда мне казалось, что она уйдет ко мне, — не знаю, почему, я проникся к Марте доверием. Ощутил, что между нами установилась какая-то тонкая связь, и эта девушка должна непременно меня понять. Даже перешел на ты. — Лиля была совсем моей. Я чувствовал ее каждой клеточкой. И был счастлив, абсолютно счастлив! Она тогда осталась у меня ночевать, что случалось редко. А потом весь этот кордебалет с ее отъездом. И ее банальные слова о том, что так будет лучше для нас обоих…

Я не стал говорить Марте про Лилиного мужа. Мне не хотелось выглядеть в ее глазах покинутым любовником. Хотя какая разница? Я и часа еще не знал ее. Но тем не менее.

Море все плескалось.

— Знаешь, я не хочу больше это вспоминать. Все равно ничего не изменишь. На самом деле болит намного меньше, — мне показалось, что я не соврал.

— Поставь точку. Ты никак не поставишь точку, — посоветовала Марта. — Представь, что этот эпизод — как кинолента. И ты смотришь его в зале. У тебя своя жизнь. А у героев своя. Допустим, они даже вместе. И у них родился ребенок. Фильм с хэппи-эндом. Но вот прошли титры, включился свет, ты выходишь из зала — и там, за стенами кинотеатра, у тебя своя, другая, жизнь.

Это было очень забавно. Я представил, как нарядная Лиля с высоким темноволосым мужчиной в модной рубашке везут, обнявшись, детскую коляску. Зрители аплодируют и умиленно вздыхают, а я, небритый, в помятых джинсах, зато довольный и свободный, легкой походкой выхожу из зала.

— Точка, — произнес я вслух.

— А теперь выбери что-то другое. Хочешь погрузиться в детство? Обычно такие воспоминания восстанавливают.

Мне было безразлично:

— Давай!

— Ты сам найдешь, о чем рассказывать, или наугад?

— Лучше наугад.

Марта подала мне толстую книжицу небольшого размера, оформленную в виде словаря. Она велела открыть любую страницу и прочесть первое слово, которое попадется на глаза. Мне попалась «собака»: она грустно глядела из левого угла. Глядела, потому что возле слов были крошечные изображения — будто дети рисовали. Я тотчас услышал собачий лай, а на экране появились псы разных пород и калибров — вероятно, какая-то запись с собачьей выставки.

Конец ознакомительного фрагмента