Лучше поздно, чем никогда. Как начать новую жизнь в любом возрасте - Барбара Шер Страница 51

Очень хороший прием, но пока особо не доверяйте автору. Вопросы возникают, начиная с названия. Где конкретно эта Тартария?

Что ж, в действительности ее нет. В 1935 году не было такого места, как Тартария. Да и вообще его никогда не существовало. Слово придумали на Западе, и оно означало «где-то там, где живут все тартары»; так описывали дальние неизвестные земли, которые не видел почти никто из живущих на Западе. Флеминг делает короткое примечание, признавая, что Тартария не является, строго говоря, географическим термином и «…в наши дни, если кто-то и употребляет это слово, то имеет в виду главным образом Синьцзян [42]…»

Тогда почему он не поставил Синьцзян в названии книги? Потому что Синьцзян – это реальное место, а Тартария – недостижимое романтическое приключение.

Конечно, путешественники пишут книги, желая их продать. Но они вовсе не циничные конъюнктурщики. Они знают, как задеть чувствительную струнку в душе читателей, потому что она есть у них самих, из-за этого они в первую очередь и стали путешественниками.

Что же это за струнка?

Вот несколько вариантов.

1. Возможно, они будят генетическую тоску по далеким краям.

Магия неизведанной дали завораживала людей еще с тех пор, как они собирались вокруг огня послушать самые первые истории. Вероятно, желание увидеть, что там, за следующим холмом, привело к контактам с другими людьми и пополнению генофонда. Это желание помогало находить лучшие климатические условия и новые источники пищи. Может быть, природа снабдила нас механизмом, который срабатывает, если слишком долго оставаться на одном месте, и в такие моменты на нас особенно действуют рассказы о путешествиях.

А может быть, приключение – это гендерный вопрос.

Когда начинаешь задумываться, память подсовывает факты, что альпинистами и исследователями Арктики в основном были мужчины. Мы предполагаем, что большая часть книг о путешествиях тоже написана мужчинами и обращена к мужественной любви к приключениям. Уж точно многие женщины скажут, что дорожная лихорадка – проблема мужчин, потому что они более сумасбродны, ведут себя незрело и все не решаются осесть где-то и угомониться. Мужчины часто с этим соглашаются. Гаррисон Кейллор [43]уверяет, что женщины должны править миром, потому что у них намного лучше получается принимать решения, распоряжаться деньгами и руководить страной. Мужчины же, говорит Кейллор, должны быть пиратами. В самом деле, кажется, что домашняя жизнь удушающе действует на мужчин и скорее они попробуют втянуть женщину-домоседку в опасные и неудобные приключения, чем наоборот.

Но впечатления наши ошибочны. Передо мной лежат книги, написанные женщинами, совершившими пешие путешествия в скрытый Тибет, африканские джунгли или Скалистые горы задолго до появления аэропланов и автомобилей. И еще больше книг современных американских писательниц, которые покинули общество и комфорт родных городов, чтобы месяцами или даже годами жить в одиночестве в хижинах на океанском берегу или в лесах. Я не занималась подсчетами, но женщин, писавших о путешествиях, предостаточно. И всегда так было.

Так что нет – нерв, который цепляют рассказы путешественников, не имеет отношения к полу.

Может быть, свобода – специфический американский пунктик?

У американцев особые чувства по поводу свободы. Наши предки изначально прибыли в эту страну, чтобы быть свободными от угнетения, и все поколения с тех пор наследовали их неприятие любых посягательств на личную свободу. Их встретил огромный открытый континент, где всегда можно передвигаться дальше, если свободу ограничивали дома. Свобода – наше наследие.

Но этого недостаточно, чтобы объяснить дорожную лихорадку, потому что европейцы, австралийцы и остальные, не имеющие такого наследия, разъезжают по разным странам намного больше американцев. Там, где американский выпускник колледжа может отправиться за океан на несколько месяцев, они зачастую путешествуют годами, возвращаются ненадолго домой и снова отправляются в дорогу. Еще они постоянно бывают вдали от исхоженных (особенно для американцев) маршрутов и переселяются в другие страны гораздо чаще, чем мы.

Кроме того, американские вестерны, воспевающие девственную природу и волю, рекламные ролики и щиты в духе Дикого Запада копируются по всему миру, от Греции до Японии, что свидетельствует об универсальной притягательности нашей традиции отказываться подчиняться приказам. Мир видит, как мужественные ковбои (с сигаретой в зубах и лицом «плевать-на-все-опасности») галопом скачут на великолепных конях по холмам, никогда не знавшим изгородей, – не скованные правилами, вольные быть неукротимыми, не сдерживать себя и не думать о последствиях. Нет, этот тип свободы не основан на определенной культуре.

Но эти рекламные картинки дают нам важный ключ к пониманию.

Взгляните на них еще раз. Герои, которые никогда не подчиняются приказам, вольны быть неукротимыми, не контролировать себя и не задумываться о последствиях. Ничего не напоминает? Детство? Вот и я так думаю. Мы все такими когда-то были. Это и может будить в нас тоску по дальним странствиям.

Мы никогда не забываем ту особую свободу, которую имели в детстве, и нам очень ее не хватает.

Как бы мы хотели, чтобы тела наши были неукротимы, сердца – беззаботны и чтобы не приходилось думать о последствиях. От нас, как от зрелых людей, ждут, что мы будем стоически терпеть неблагодарную работу, ипотеки и несправедливых боссов. Но иногда чувствуешь себя точь-в-точь как ребенок, который не хочет вести себя прилично, а ему нравится буйствовать и вырываться на свободу от чрезмерной опеки взрослых.

Проблема лишь в том, что взрослые – это мы. И у нас уже есть эта свобода. Никакого контроля над нами в действительности нет ни у кого. Не верите? Снимите с себя все до последней нитки и прогуляйтесь нагишом по улице – если захотите, как маленький ребенок. Но, скорее всего, вы так не поступите. Потому что, в отличие от ребенка, знаете о последствиях и их не хотите. Мы бы забыли о последствиях, но, к сожалению, уже не в состоянии это сделать.

Итак, мы взрослые, что есть, то есть. Попрощаемся с возможностью быть ребенком и будем благоразумны.

Это вам говорят или вы сами себе говорите? Не может быть ничего менее благоразумного. Конечно, вы переживете, что вам нельзя нагишом бегать по улице. Но было еще кое-что, чем вы обладали в детстве и что исчезло. Вот это и трудно пережить.

Это не нарциссизм, не желание быть любимчиком, а совершенно другая сторона того ребенка, которым вы когда-то были, – ей можно доверять. Там, где нарциссичная часть хочет удержать от взросления, любящий приключения, живой и любопытный внутренний ребенок приведет вас прямиком в обетованные земли.