Страх. Почему мы неправильно оцениваем риски, живя в самое безопасное время в истории - Дэн Гарднер Страница 58

В начале 1990-х годов в западных странах наметились первые признаки того, что эпидемия ВИЧ носит более управляемый характер, чем опасались ранее. Однако общая сюжетная канва, заданная этой историей – новый экзотический вирус, родившийся в африканских джунглях, угрожает всему миру, – не сошла на нет главным образом благодаря выходу в свет в 1994 году книги Ричарда Престона The Hot Zone («Горячая зона»). Книга была анонсирована как «ужасная история, основанная на реальных событиях» и рассказывала о том, как в Вирджинию отправили группу обезьян, зараженных вирусом Эбола. В штате не случилось вспышки эпидемии, хотя даже если бы она и произошла, конкретно этот штамм вируса для человека не был смертелен. Впрочем, это не помешало книге The Hot Zone стать международным бестселлером. Пресса бесконечно мусолила истории о «новых вирусных угрозах», а еще через год Голливуд выпустил на широкие экраны фильм «Эпидемия», снятый по книге. Появились еще несколько книг на ту же тему и несколько документальных фильмов. А когда в 1995 году в Конго (тогда известном как Заир) действительно вспыхнула эпидемия вируса Эбола, журналисты ринулись в ту часть мира, на которую обычно даже не смотрели. Освещение этой вспышки заболевания было масштабным, но само это событие не привело ни к хаосу, ни к катастрофе. Все шло своим чередом. В общей сложности вирус унес жизни 225 человек.

К сожалению для Конго и Центральной Африки, хаос и катастрофа были впереди. В 1998 году попытка государственного переворота привела к гражданской войне и военным беспорядкам, охватившим весь регион. Сложно сказать точно, сколько людей погибло от пуль, бомб или болезней, но, по некоторым оценкам, за первые несколько лет умерло больше трех миллионов человек. Цивилизованный мир едва ли это заметил. Военные беспорядки не вписывались в существующий информационный контекст – ведь происходящее в Африке богатых стран не касается. Так что внимание прессы к разворачивающейся на африканском континенте катастрофе даже близко нельзя было сравнить с интересом к вспышке эпидемии вируса Эбола в 1995 году, несмотря на то что война унесла по 11 700 человеческих жизней на каждого умершего от вируса Эбола.

Даже весьма убедительные истории, вписывающиеся в общий контекст, могут пройти незамеченными, если сама информационная повестка на момент событий утратила актуальность. В 2006 году в школьном округе Теннесси отменили занятия и отправили домой 1800 учеников из-за сообщения об утечке радиоактивной воды для охлаждения на близлежащей АЭС. Это был первый случай эвакуации населения по причине радиоактивной угрозы в США с момента аварии на АЭС Три-Майл-Айленд [28] в 1979 году. Если бы это произошло в тот момент, когда угроза аварии на атомных станциях была главной информационной темой дня, – как это было в течение нескольких лет после аварии на АЭС Три-Майл-Айленд, а затем после аварии на Чернобыльской АЭС, – это стало бы главной новостью. Однако в 2006 году в центре общественного внимания были другие темы, так что происшествие попало в разряд местных новостей и было проигнорировано.

Сегодня главная тема информационной повестки дня – это терроризм. При этом еще десять лет назад акценты в этой теме были расставлены совершенно иначе. После теракта в Оклахома-Сити [29] в 1995 году представление в обществе о террористах было сформировано под влиянием личности организатора этого теракта Тимоти Маквея – белого мужчины с параноидальным расстройством, придерживающимся ультраправых взглядов. Следуя этим представлениям, журналисты пекли как блины статьи о небольших группах помешанных на оружии энтузиастов, которые громко именовали себя «повстанцами». Доказательств, что «повстанцы» представляют угрозу общественной безопасности, не было, но Тимоти Маквей короткое время состоял в одной из подобных группировок, так что журналисты дружным хором описывали каждое их слово и действие. После событий 11 сентября 2001 года представление о терроризме изменилось: теперь в обществе преобладает идея об исламистском терроризме. Именно по этой причине, когда 1 октября 2005 года молодой человек привел в действие взрывное устройство на переполненном стадионе в Университете Оклахомы, в прессе об этом появились лишь краткие новости. Организатор взрыва Джоэл Генри Хинрич III не был исламистом. Он был белым, психически нездоровым парнем, зацикленным на взрывчатых веществах и планировавшим взорвать бомбу, идентичную той, что использовал Тимоти Маквей. Если бы это произошло в Университете Оклахомы в конце 1990-х, то стало бы главной темой дня в мировом масштабе, но в 2005 году она не вписалась в информационную повестку, была расценена как местная новость и по большому счету проигнорирована.

Похожий случай произошел в апреле 2007 года в Коллинсвилле, где арестовали шестерых белых мужчин, входивших в группировку «алабамских повстанцев» (Alabama Free Militia). Полиция конфисковала пулемет, винтовку, обрез, два глушителя, 2500 патронов, а также различные самодельные взрывные устройства, включая 130 ручных гранат и 70 самодельных взрывных устройств, похожих на те, что применяют иракские боевики. Лидером группировки был преступник в розыске, который жил под чужим именем и часто выражал глубокую ненависть к правительству и нелегальным иммигрантам. На слушаниях по избранию меры пресечения федеральный агент засвидетельствовал, что группировка готовила вооруженное нападение с применением пулемета на испаноговорящее сообщество небольшого городка по соседству. Прессу эта история не заинтересовала. Однако, когда неделю спустя была арестована группа из шести мусульман, планировавших атаку на Форт-Дикс, это стало одной из главных международных новостей, даже несмотря на то, что эта группа не имела связи с террористическими организациями, как и «алабамские повстанцы», а их арсенал и близко не мог сравниться с арсеналом «повстанцев».

Еще одна важная составляющая хорошей истории – яркость и живость повествования и образов, и профессиональные журналисты постоянно к этому стремятся. Этот фактор оказывает огромное влияние на то, как люди воспринимают риск.

Фраза «коровье бешенство» – пример лаконичного, выразительного и меткого газетного стиля. Неудивительно, что это название пришло в голову журналисту. Дэвид Браун, журналист Daily Telegraph, отдавал себе отчет, что официальное название заболевания – губчатая энцефалопатия крупного рогатого скота (ГЭКРС) – слишком сухое и абстрактное. Как он позже рассказывал в интервью, он стремился привлечь внимание людей к этой проб­леме, чтобы они потребовали решительных мер. «Название болезни начало говорить само за себя. Оно сыграло огромную роль. Я не раздумывая назвал ее “коровьим бешенством”, и это название действительно оказалось эффективным». В научной работе 2005 года, посвященной анализу того, как развивался кризис с ГЭКРС во Франции, отмечалось, что объем потребления говядины резко сократился, как только французская пресса начала использовать название «коровье бешенство» вместо официального ГЭКРС. Чтобы подкрепить эти результаты, Марван Синасюр, Чип Хит и Стив Коул (первые два – профессора Стэнфордского университета, а последний – Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе) провели лабораторный эксперимент, в ходе которого предлагали респондентам представить, что они только что съели кусок говядины и после этого услышали новость о болезни. Участники эксперимента, которым сказали, что болезнь называется «коровье бешенство», выразили более серьезное беспокойство и решительнее заявили о намерении не употреблять больше говядину, чем те, кому сказали, что болезнь называется «губчатая энцефалопатия крупного рогатого скота». Это Правило «хорошо – плохо» в действии. «Выражение “коровье бешенство” заставляло респондентов больше полагаться на свою эмоциональную реакцию, чем когда они слышали научное название болезни, – писали авторы исследования. – Полученные результаты соотносятся с теориями дуальности системы познания: научное название не исключало полностью влияние эмоций, но оно заставляло респондентов оценивать информацию более рационально». Иными словами, название «коровье бешенство» действовало на Внутренний голос, а «губчатая энцефалопатия крупного рогатого скота» – на Разум.