Небеса на земле. Научный взгляд на загробную жизнь, бессмертие и утопии - Майкл Шермер Страница 6

Еще более базовым эволюционным мотивом творчества и культуры является секс и размножение — половой отбор, в терминах теории эволюции, — в рамках которого живые существа, от птиц-шалашников до высоколобых творческих личностей, создают великолепные произведения с целью заинтересовать партнера для спаривания. Самцы шалашников строят большие синие гнезда-шалаши, чтобы привлечь самок, и чем больше и сине́е гнездо, тем обильнее потомство. Аналогично поступают высоколобые творческие личности, чьи симфонии, эпические поэмы, романы, монументальные здания и научные открытия порой вдохновлены желанием привлечь партнеров и добиться признания. Как отмечает специалист по эволюционной психологии Дэвид Басс, критикуя теорию управления страхом смерти, «ТМТ опирается на устаревшую эволюционную биологию, делающую акцент на выживание, но игнорирующую репродукцию», она «не способна описать, как именно гипотетические психологические механизмы помогают людям решать реальные адаптивные проблемы выживания и воспроизводства, и вместо этого сосредоточивается почти исключительно на внутреннем аспекте психологической защиты», «не рассматривает, почему должна была возникнуть сама тревога» и «не способна объяснить различия социальной мотивации, коэффициентов смертности и причины разных уровней смертности у мужчин и женщин» [39]. Эволюционный психолог Джеффри Миллер подчеркивает этот момент в своей книге с красноречивым названием «Брачное мышление». Те, кто успешнее творит и изобретает, строит и конструирует, пишет и поет, выступает в театре или на стадионе, оставляет больше потомства, передавая свои творческие гены будущим поколениям [40]. По словам выдающегося беллетриста Кристофера Хитченса, писательское или сценическое мастерство означает, что тебе никогда не придется ужинать или спать в одиночестве.

Я совсем не уверен, что сторонники ТМТ вообще измеряют то, что, по их убеждению, измеряется в их экспериментах. На мой взгляд, заявление, что люди испытывают «ужас» при осознании смертности, является предположением, а не наблюдением, а зависимость от бессознательных состояний разума еще более осложняет задачу точного определения, что же именно изучается. «Настоящая трудность в случае подобных теорий связана не с противоречиями в статистике, а с предполагаемыми подтверждениями со стороны статистики, — ответил психолог Фрэнк Саллоуэй на мой вопрос о ТМТ. — Эта проблема ранее возникла в связи с психоанализом. Ганс Айзенк с соавторами даже написали книгу, где показали, что ревностные последователи психоанализа, проверявшие свои построения на практике, систематически игнорировали все другие теории, подтверждавшиеся теми же примерами». Все дело в контексте. «Стоит слегка изменить контекст, и зачастую получаешь совершенно другие результаты исследования человеческого поведения, — продолжил Саллоуэй. — Поэтому необходимо тщательно учитывать возможное изменение того, что вы считаете предметом своего исследования, под влиянием контекста. Эта проблема схожа с проблемой рассмотрения альтернативных теорий, подтверждающихся одними и теми же примерами» [41].

Например, мы с Саллоуэем исследовали вопрос, почему люди говорят, что верят в Бога, и почему считают, что другие люди также являются верующими. Мы не тестировали ТМТ, однако полученные результаты, на мой взгляд, противоречат центральной роли страха смерти в модели ТМТ [42]. В исследовании мы, помимо сбора данных о происхождении и семье, религиозных верованиях и убеждениях, предлагали респондентам в свободной форме ответить на вопрос, почему они верят или не верят в Бога и думают, что другие люди верят или не верят в Бога. Ответы независимо друг от друга кодировали мы с Саллоуэем, а также сторонний эксперт, не знавший цели исследования. Всего мы выделили 14 категорий для верующих и шесть для неверующих, к одной или нескольким из которых относился каждый ответ. На втором этапе исследования ответы кодировала вторая группа из пяти экспертов, также не ознакомленных с задачами исследования. Затем мы распределили получившиеся 20 категорий по трем общим группам откликов: эмоционального, интеллектуального и неопределенного характера. В таблице 1.1 представлены результаты из первой категории, в том числе страх смерти.

Обратите внимание, что только 3 % респондентов упомянули «страх смерти» или «страх неизвестности» среди причин своей веры в Бога, что я считаю показательным применительно к главному тезису ТМТ; характерно, что те же люди назвали страх смерти или неизвестности одной из причин, по которым другие веруют. Вероятно, ТМТ больше говорит о проекциях авторов этой теории, чем о страхах испытуемых.

Социолог-религиовед Кевин Маккефри, с которым мы обсуждали ТМТ, сделал тот же вывод, поместив страх смерти в контекст. Во-первых, в эволюционном прошлом человека тревога возникла как способ направить внимание на аспекты, важные для выживания, — на охоту, размножение и поддержание репутации в социуме. «Нужно отметить, что эти аспекты связаны с выживанием, но не являются тревогами о выживании (или смерти) как таковом. У охотников-собирателей были более практические заботы». Сегодня, указывает Маккефри, «наши тревоги столь же прагматичны — выплаты за автомобиль, займы на образование, развод, отсутствие работы и так далее. Мы, безусловно, заинтересованы в том, чтобы контролировать эти тревоги, но, опять-таки, это тревоги из-за вещей, связанных с нашим выживанием и процветанием, а не с выживанием (или смертью) как таковыми». Маккефри также подчеркнул, что исследования жителей чрезвычайно секуляризованных Швеции и Дании, где доля религиозных людей — одна из наименьших в мире, вообще не выявляют особого беспокойства по поводу смерти: «Не потому, что им нравится смерть, а в силу понимания, что с этим ничего поделать нельзя, поэтому они предпочитают сосредоточиваться на сторонах жизни, которыми могут наслаждаться и которые им подвластны» [43].

То приходя в сознание, то впадая в забытье, умирающий от рака Нобелевский лауреат, физик и блестящий рассказчик Ричард Фейнман, накопивший за жизнь на три тома мудрых высказываний и завораживающих историй [44], напоследок сумел сказать только: «Ненавижу умирать дважды. Это так скучно» [45]. Кристофер Хитченс пришел к похожему выводу, описывая свои прощальные мысли в ходе курса лечения рака пищевода в цикле статей в Vanity Fair («На тему рака», «Опухолевый городок») — они были посмертно изданы в виде книги с жестким названием «Смертность». Быстро разделавшись со знаменитой (и ложной) теорией Элизабет Кюблер-Росс о стадиях умирания (к примеру, не каждый проходит через все пять стадий отрицания, гнева, торговли, депрессии и принятия и не всегда соблюдается этот порядок), Хитч рассуждает: