Как не возненавидеть мужа после рождения ребенка - Дженси Данн Страница 6

Чем дольше мама с папой выясняют отношения, тем хуже ребенку. Детям от трех до шести лет кажется, что ссорятся из-за них, говорят Готтманы. К шести-восьми годам многие (как моя дочь) принимают сторону одного из родителей. Психолог из Университета Нотр-Дам Е. М. Каммингс обнаружил, что дети, которые в дошкольном возрасте часто становились свидетелями родительских ссор, к седьмому классу чаще страдали от тревоги и депрессии и вели себя хуже сверстников. Ученый сравнил детей со счетчиками Гейгера: они тоже постоянно отслеживают уровень безопасности, только измеряют для этого не радиационный, а эмоциональный фон семьи. Вместе с тем Каммингс не рекомендовал родителям полностью искоренять ссоры: если дети не будут видеть чужих конфликтов, они не научатся справляться со своими. Просто нужно вести себя здраво и цивилизованно. Ну, знаете, как взрослые люди.

Тут никуда не денешься: от качества ваших супружеских отношений зависит, насколько близки вы будете со своим ребенком. Возьмем исследование психологов из Южного методистского университета. Они пришли к неожиданному выводу, что родительские ссоры наносят больший урон отношениям отца с детьми. Согласно их опросу, на следующий день после супружеского скандала большинство мам способны загладить случившееся в глазах детей, быстро восстановив и даже улучшив отношения с ними. А вот папам гораздо сложнее не выплескивать негатив на остальных членов семьи. На следующий и даже на второй день после стычки ссора все еще аукается им трениями с ребенком.

Я рассказываю Алану Каздину, профессору психологии Йельского университета и директору Йельского центра воспитания детей, что Сильвия бросается нас разнимать, когда мы ссоримся, но его ответ действует как ушат холодной воды. «Для ребенка это ужасная ситуация: вы выбиваете почву у него из-под ног», – говорит профессор. Когда я принимаюсь описывать нарастающее между нами с Томом напряжение, Каздин оставляет деловой тон. «Послушайте, – мягко перебивает он. – Вы не спрашиваете моего мнения, но я его все равно выскажу. Вы, насколько я вижу, человек хороший. Жизнь непредсказуемо коротка, а вы ссоритесь с тем, с кем решили ее прожить, из-за домашней работы. Оно того не стоит, – говорит ученый и после небольшой паузы добавляет: – Я слишком нравоучителен?»

Вовсе нет, уверяю я.

«Тогда я скажу, что вам это не нужно, – продолжает Каздин. – И вашему ребенку тоже».

Довольно. Пора поднимать планку: ради себя, ради нашей дочери и нашего брака. Если у вас появились дети, джинна обратно в бутылку уже не загнать и к прежнему не вернуться. Жизнь меняется, и нужно меняться вместе с ней. Нежелание мириться с этим фактом навлекает проблемы и даже несчастья. Страшно, что мне уже не кажется безумием говорить себе: «Когда мы не ругаемся, у нас все отлично!» Я хочу безоглядно радоваться семье, завести которую стремилась всю жизнь, и многочисленным хорошим поступкам, которые совершает мой муж. Наш дом должен стать местом, где всем нам приятно и спокойно находиться.

Раз уж я зарабатываю на жизнь тем, что раскапываю всякие интересности, почему бы не «копнуть» собственные отношения? Я решаю обложиться книгами по саморазвитию и поговорить непосредственно с теми, кто проводит научные исследования. Опрошу психологов, специалистов по воспитанию детей, нейробиологов и просто родителей. Испробую все. Поведу – ладно, потащу – Тома к семейным психотерапевтам. Мы испытаем все доступные стратегии, чтобы в наши отношения и в нашу семью вернулась гармония.

Сильвии только что исполнилось шесть лет. Время еще есть.

Ближайшие выходные после составления миротворческого плана мы с Томом и Сильвией проводим у моих родителей в Нью-Джерси вместе с моими младшими сестрами и их семьями. Дина, литературный редактор, из тех добрых, великодушных людей, которые говорят, что им несложно, когда их просят о чем-то сложном, и всегда носят в сумке какое-нибудь угощение – для взрослых. Ее муж Патрик, шумный здоровяк, отслуживший в морской пехоте и работающий теперь в сфере общепита, всегда готов подурачиться, если нужно развеселить приунывшего ребенка.

Младшая из нас троих, преданная и вдумчивая Хезер, была самой востребованной няней в округе, а сегодня учит младших школьников, которые обожают ее и висят на ней, точно детеныши опоссума. Рядом с Хезер ее муж Роб, шеф-повар: на вид крутой парень в татуировках, а в душе мягкий и покладистый папа и любитель после пары банок пива произносить перед семьей сбивчивые, сентиментальные речи.

Мы, как обычно, толчемся на кухне. Племянники и племянницы заглядывают к нам, устраивают налет на холодильник или буфет и спешно ретируются, с невинным выражением на лице и банками просроченного зефирного крема Marshmallow Fluff или пачками задеревеневшего печенья Pop-Tarts под мышкой.

Буфет моих родителей попутно служит музеем еды, потому что, по мнению моего отца, бдительно следящего за происками невидимых «врагов» простодушного потребителя, сроки годности – это «ерунда на постном масле». До того как выйти на пенсию, папа работал менеджером торговой сети J. C. Penney («Джей Си Пенни»), причем у него самого инициалы Джей Си. Его отец, Джей Си – старший, тоже был менеджером J. C. Penney, и как-то раз у него даже отобедал Сам Джей Си. Полагаю, излишне говорить, где работала моя двоюродная сестра по имени Пенни.

Помимо недостоверности данных о сроке хранения продуктов, отец любит обсудить на семейных сборищах следующие темы: скрытые издержки в телефонных счетах («Consumer Reports давали об этом большой материал – могу дать почитать»); прогноз погоды на ближайшие десять дней; брезентовые палатки; люди чокнутые, и маразм с каждым годом крепчает; непревзойденность джина из Costco (он переливает его в бутылку из-под Beefeater и утверждает, что гости не чувствуют разницы); обязательный для папы-пенсионера проект по семейной истории, которым он «непременно займется на днях»; и перепады цен на горючее.

Первое, о чем спросит мой отец, как только вы переступите порог его дома, это дорожное движение («Что на 80-й трассе? Тянучка? Да, там ремонт – страшное дело»). Конечно, он надеется, что мы без проблем доехали к нему из «города», но гораздо интереснее, когда можно выдвинуть пару-тройку гипотез о пробке, в которой мы простояли. Потом, после положенного обмена любезностями, мой папа наверняка вспомнит что-нибудь трагичное из новостей и проведет параллель с нашей безопасностью. «Вы, наверное, читали про ту семью в Уэст Орандже? Ужасная история. – Скорбное покачивание головой. – Разумеется, этого бы не случилось, будь у них датчик радона / качественная зимняя резина / спасательное одеяло / заглушки для розеток».

В настройках моего отца прописан один режим – «Папа». Он все воспринимает сквозь призму отцовства. Если ребенок выпрашивает дорогую игрушку, он резонно заметит, что «за такие деньги лучше купить акции компании, которая эту игрушку выпускает». Покажите ему какое-нибудь рукотворное чудо – Парфенон, Тадж-Махал, – и он тут же «задумается о затратах на его содержание». Когда глазам отца предстал Версаль, его воображение проскочило мимо ослепительных замыслов «короля-солнце» и устремилось напрямую к счетам за отопление дворца («Только посмотрите на все эти окна! Даю сто процентов, тепло через них так и утекает»).