Наблюдая за мужчинами. Скрытые правила поведения - Андрей Ястребов Страница 8

На восемнадцатом году жизни Аристотель попал в Академию и стал верным учеником Платона.

Юным Гюставом Флобером овладевает странная душевная болезнь, своего рода туманная меланхолия, хандра неясного происхождения, не поддающаяся лечению. Юноша оставляет университет и до конца своих дней поселяется в поместье в Круассе.

В 19 лет Эмиль Золя начинает публиковать свои произведения.

В 408 году двадцатилетний Платон встречает Сократа и становится его учеником.

В 20 лет Альфред де Мюссе выпускает свой первый поэтический сборник.

Двадцатилетний Миклухо-Маклай проводит исследование на Канарских островах.

Отношения юноши со старшим поколением, как правило, складываются по законам, выведенным в репризе Марка Твена: «Когда мне было четырнадцать, мой отец был так глуп, что я с трудом переносил его; но когда мне исполнился двадцать один год, я был изумлен, насколько этот старый человек поумнел за последние семь лет».

К 22 годам аббат Прево успел побывать дважды солдатом и пару раз монахом. Ни в армии, ни в монастыре он так и не ужился и избрал писательское ремесло.

Сен-Мар – прообраз главного героя романа «Сен-Мар, или Заговор при Людовике XIII» Альфреда де Виньи – был казнен в возрасте 22 лет.

Владимир Маяковский о себе и о лирическом герое: «Иду красивый, двадцатидвухлетний».

В двадцатитрехлетнем возрасте Лев Толстой, иронизирует А. Евлахов, начинает писать «трехтомную автобиографию» – «пример единственный в мировой литературе!».

1890 год омрачил жизнь 22-летнего Константина Бальмонта печальным событием. Выход первого поэтического сборника «Собрание стихотворений» принес не чаемую славу, а огорчения.

Блаженный Августин и Декарт в возрасте 23 лет пережили сильный психологический кризис.

В «Неполной и окончательной истории классической музыки» Стивен Фрай размышляет о судьбе Джузеппе Верди: «Впрочем, в возрасте двадцати трех лет у Верди появились еще большие, быть может, основания поставить на музыке крест. Он отправился искать музыкального счастья в большой город, в Милан, и только затем, чтобы его бесцеремонно выставили оттуда, даже не позволив получить музыкальное образование: власти предержащие отказались принять его в консерваторию. «Отсутствие фортепианной техники», – сказал один умник; «Слишком стар», – сказал другой; «Недостаточно одарен», – сказал третий. В итоге Верди уполз назад, в родной Бусетто, и получил там место директора филармонического общества. Таковым он мог бы навсегда и остаться. Крупной, но не достигшей полного развития рыбой в мелком пруду. Однако не остался». Карьера композитора как раз только начиналась.

А. С. Пушкин – П. А. Вяземскому (от 2 января 1822 года): «…но каков Баратынской? Признайся, что он превзойдет и Парни и Батюшкова – если впредь зашагает, как шагал до сих пор, – ведь 23 года – щастливцу!»

Герои «Записок из мертвого дома» Ф. М. Достоевского и романа А. Мёрдок «Дитя слова» переживают свою первую жизненную катастрофу в возрасте 23–24 лет.

По свидетельству биографов И. В. Гёте, поэт начинает работать над «Фаустом» в возрасте 24 лет. Почти через 60 лет трагедия будет завершена.

В 24 года у Н. В. Гоголя случился первый приступ депрессии.

Признание Л. Н. Толстого: «Мне 24 года; а я еще ничего не сделал. Я чувствую, что недаром вот уже восемь лет, что я борюсь с сомнением и страстями. Но на что я назначен? Это откроет будущность» (Л. Н. Толстой. Дневники, XIX, 100– 101).

Английский поэт Томас Чаттертон (1752–1770) покончил с собой в возрасте 18 лет.

Дмитрий Владимирович Веневитинов ушел из жизни в 22 года.

Б. Л. Пастернак – О. М. Фрейденберг (от 23 июля 1910 года): «…один 22-летний композитор, из наших, которого я считал уравновешеннее других, умер от острого помешательства».

Юноше или молодому человеку очень хочется поскорее повзрослеть. Его ровесники – литературные герои – не зря тратили свои молодые годы – влюблялись, страдали, погибали. Веселились, а больше страдали, как могли – во все тяжкие. Юноша готов подражать своим книжным ровесникам, однако мешают тысячи причин, среди которых главное – отсутствие свободы во всех ее грустных видах: экономическая сомнительность, семейная опека, социальные идеалы, карьерные мечты и т. д.

Самое страшное испытание, подстерегающее юношу, – влюбиться. Раньше девушки предпочитали литературных героев. И эта мечтательная любовь часто граничила с казусами: 1950-е годы, аспирантка Академии педнаук проводит урок литературы в женской школе. Тема четко очерчена методичкой: «Печорин как лишний человек». Начинающая учительница страстно обличает аморализм и жестокость «лишнего человека», а затем, чтобы закрепить знания учениц, вдохновенно вопрошает: «Девочки, неужели вы хотели бы встретить на своем честном жизненном пути такого негодяя, как Печорин?» В ответ дружный хор: «Да!»

Времена изменились. Проводники современной мифологии – телевидение и кинематограф – научили каждую девушку, как, с кем и где можно быть по-настоящему счастливой. Портрет современного идеального избранника четко мотивирован социальной мифологией и подобен сборному параду банкира, атлета и интеллектуала в одном лице.

Оставим в стороне приемы манипуляции девичьим сознанием. Обратимся к иной грани вопроса. Трудно нашему юноше соревноваться как с книжным Печориным, так и с длинноволосым, голубоглазым и трепетным олигархом, каким он выведен на киноэкране. Безусловно, не все девушки мечтают о кинематографическом принце, многим природа не отказала в здравом уме. Очевидно другое: все девушки мечтательны.

Юноша не менее девушки пуглив и доверчив к букве литературы. Эти качества воспитываются в нем школьным курсом русской словесности. Возрастные печали умножаются умением читать. Литературные герои становятся образцами для подражания, эталонами достоверности и целеосознанности. В этом смысле целесообразнее было бы обучать грамоте тех, кому за сорок, – их не так легко обаять литературными обманами.

Всякий зрелый человек, глядя на любовный титанизм саморазрушающихся романтических героев, обязан из сострадания обратиться к ним со словами: «Любите, страдайте, даже, если будет охота, женитесь, но только не размножайтесь, ибо если вас в этом мире будет много, то от мира вряд ли что-нибудь останется».

Хрестоматийным литературным персонажам было намного легче, чем юноше-читателю, копирующему их необузданную страсть все укротить идеологическими симпатиями авторов и критиков. Онегин только и знал, что постигал «науку страсти нежной», разочаровывался, посещал театры, от скуки или по делу наведывался в имение, развлекался книжками и сельхознововведениями, а потом и вовсе отправился в длительное путешествие по России. По меркам современности, такой стиль жизни по плечу лишь отечественному олигарху или Биллу Гейтсу. Нашему же юноше не до забав. Студентам еще можно урвать свободное время – лекции прогулять, а вот трудящейся молодежи такие эксперименты грозят прогнозируемыми последствиями.