Открыто. Как мы будем жить, работать и учиться - Дэвид Прайс Страница 9

Данные примеры выбраны случайно; это лишь микроскопическая часть того феномена, который радикально меняет наш образ жизни, работы и учебы в XXI веке. Скорее всего, вы становитесь участниками революции по нескольку раз в день. Это может не выглядеть настоящей революцией – частично из-за того, что вы находитесь в самой гуще событий и лишены преимуществ ретроспективной оценки, частично из-за того, что за достаточно короткий промежуток времени учиться по-другому стало для нас чуть ли не привычкой.

Открытость – разрушительная сила, поскольку там, где мы проводим больше всего активного времени: в офисе, школе или университете, – практически все идет как обычно. Говорят, что если в нашу эпоху попадет человек из XIX века, его будет озадачивать абсолютно все, что он увидит, и только в школе он сразу почувствует себя комфортно. Культура корпоративного обучения тоже мало изменилась с 1960-х годов – несмотря на то, что поменялись инструменты торговли.

Сегодня на эти две области сильно давит необходимость радикальной перестройки их образовательных систем. Проблемы коренятся в том, как мы учимся, если дать нам возможность выбора. Когда мы сравниваем открытое обучение в социальном пространстве с образовательными методиками в учебных заведениях, то чувствуем себя все более недовольными и менее вовлеченными. Вот почему Сули Брейкс, рэпер из Северного Лондона, в своем вирусном видео 2013 года говорит, что он «любит учиться, но ненавидит школу», и вот почему работники избегают корпоративных учебных программ, но с удовольствием участвуют в еженедельных дискуссиях со своими коллегами со всего мира в Twitter.

Этот контраст очень легко описать с точки зрения наличия – или отсутствия – технологий: в школах отбирают мобильные телефоны; на работе закрывают Facebook. Я убежден, что все намного серьезнее и интереснее. Причина нашего недовольства не в том, что нам закрывают доступ к программам или устройствам, а в том, что нас отлучают от альтернативных способов обучения и от людей, у которых мы можем учиться. Получается, что наши предпочтения относительно того, как учиться в социальном пространстве, прямо противоположны тем, за которые ратуют специалисты из наших учреждений:

Я не утверждаю, что любое обучение на работе или в школах описывается положениями из левой колонки. Точно так же и социальное обучение не всегда соответствует характеристикам правой. Однако эти различия являются достаточным основанием для радикального переосмысления того, как и что мы делаем.

Открытое обучение часто и, на мой взгляд, неправильно называют «болтовней» в социальных сетях. Я убежден, что это абсолютно неверно: открытость – не просто технологии, но и изменения в поведении.

В 1980-е годы распространение так называемого «электронного обучения» заключалось в том, что образовательные учреждения просто брали традиционные персональные методы преподавания и обучения и оцифровывали их. Чем больше было надежд, тем сильнее стало разочарование: вместо посещения лекции можно было включить компьютер, а тексты читать на экране, а не в книге. Электронное обучение в колледжах и университетах постигла та же участь, что и интерактивные доски в школах, – быстрый переход от «это все меняет» к «м-да, это не сработало». Цифровые технологии способствуют выходу из так называемого «образовательного кризиса» не больше, чем подушки безопасности спасают водителей от аварий.

Что цифровые технологии все-таки могут сделать, так это существенно ускорить перемены в поведении, ценностях и действиях, в свою очередь меняющие способы, которыми мы учимся, и нашу способность учиться. Большинство людей, работающих в сфере образования, хоть однажды пережили тот миг озарения, когда осознается громадность происходящих с нами перемен. Мой случился тогда, когда я осознал, что формальное образование не может больше рассматривать социальное обучение как худшее или дополнительное. Скорее, это прямой вызов вековым традициям, и его нельзя игнорировать. Лампочка, дававшая нам «свет» учения, перегорела в самый неприятный и неожиданный момент.

В 2005 году я взял двух своих сыновей-подростков на фестиваль мировой музыки WOMAD [21]в Ривермиде, Англия. Поскольку в тот уик-энд они впервые в жизни услышали такое разнообразие музыкальных стилей, мне было любопытно посмотреть, какой именно привлечет их внимание. Оказалось, что на старшего, Джека, самое большое впечатление произвел ансамбль тувинских горловых певцов под названием «Хуун-Хуур-Ту». Тува – это одна из самых удаленных частей России, граничащая с Внешней Монголией, а звуки горлового пения – самые необычные из звуков, которые вы когда-либо могли слышать. Эту технику часто называют «обертоновым пением», поскольку она позволяет взять несколько нот сразу. Западному слуху, который вполне удовлетворяется одной нотой за раз, это кажется сверхъестественным и, из-за того что звуки рождаются глубоко в горле и как бы вытесняются оттуда, довольно неприятным.

Как и многие другие традиционные формы музыки, тувинское пение намного сложнее, чем кажется на первый взгляд. Тувинцы считают, что до того, как вы сможете извлекать обертона, вам нужно долгие годы учиться у признанного мастера, постепенно открывая для себя ранее недоступные участки гортани и вестибулярных складок. И у них не одна техника. Беглый взгляд на статью в Википедии открывает нам, что существуют «три основных стиля – хоомей, каргыраа и сыгыт – и такие субстили, как борбаннадыр, чиландык, думчуктар, эзенгилээр и канзып. По другой классификации основных стилей пять – хоомей, сыгыт, каргыраа, борбаннадыр и эзенгилээр. Субстили включают чиландык, деспенг борбанг, опеи хоомей, буга хоомей, канзып, хову каргыраазы, кожагар каргыраазы, даг каргыраазы, ойдупаа каргыраазы, уйянгылаар, дамырактаар, киштээр, серленнедыр и бырланнадыр». (Главное: никогда не играйте с тувинцами в скрэббл.)

Итак, представьте себе мое удивление, когда спустя каких-то шесть недель после фестиваля WOMAD Джек спросил меня, не хочу ли я послушать его каргыраа. «Конечно», – ответил я, делая вид, что понимаю, о чем он говорит. Тогда он произвел низкий горловой звук, на который постепенно наложился приятный, мелодичный обертон, похожий на свист. Я был вне себя от изумления! Я знал, что за последние шесть недель он не был в Монголии. И, насколько я знал, он никогда не пас лошадей. Как, спросил я, ему удалось овладеть навыком, который требовал долгих лет обучения у мастера? «А, – ответил он, – один англичанин прожил там несколько лет и выложил в Интернет несколько бесплатных занятий. Я просто учился по ним».

Вот так я познакомился с феноменом открытого обмена знаниями, захватившего всю планету. От долгих лет индивидуальных занятий к нескольким неделям изучения в Интернете. А ведь в 2005 году все это едва началось. Если бы Джек захотел дальше расширить свой тувинский репертуар (хотя, я думаю, его интерес угас, как только стерлась новизна ощущения, что можешь сделать нечто абсолютно неожиданное), ему нужно было бы всего лишь набрать в Google «Тувинское горловое пение» и изучать выданные 1,5 миллиона результатов: сотни видео мастер-классов на YouTube; кучи форумов, посвященных обертоновому пению; приглашение на вечер Тувинского горла в пабе Дарвена, Ланкашир; объявление какого-то австралийца, ищущего преподавателя, и, конечно, неизбежную страницу тувинского горлового пения в Facebook. Не берите мои слова на веру. Загляните в Google сами.